– За час пятнадцать минут! – с простодушной гордостью заявил Дайзарт.
– Охотно верю.
– Господи! – строптиво сказал Дайзарт. – Чем же еще заниматься в этой жизни, как не устраивать время от времени какой-нибудь переполох!
– Вы могли бы попробовать привести в порядок свои поместья.
– Это не мои поместья, – ответил Дайзарт. – Так папочка и позволит мне вмешиваться! Кроме того, если уж говорить о поместьях, то старина Моултон сделает все гораздо лучше, чем я. Он много лет был нашим управляющим и тоже не собирается позволять мне вмешиваться. Да я и не хочу.
– Я могу кое-что предложить вам, – сказал Кардросс, приветливо глядя на Дайзарта. – Я не буду одалживать вам три сотни, чтобы вы просадили их в «фараон», но я готов заплатить ваши долги и купить вам назначение в любой действующий полк, какой вы только назовете.
– Черт возьми, если бы вы только могли! – с чувством вскричал Дайзарт.
– Я могу.
Голубые глаза виконта загорелись, но радостный огонек тут же угас, и он засмеялся, с грустью покачав головой:
– Ничего не выйдет! Старый джентльмен и слышать об этом не захочет. Бог знает, зачем он хочет держать меня в Англии – я не единственный его сын, и он вряд ли испытывает удовольствие, когда видит меня дома. Я раздражаю его до конвульсий! Знаете, я ведь ездил в Девоншир после того, как с ним случился удар. Поехал ради матери, но в конце концов она вынуждена была признать, что я приехал напрасно. Однако он все равно не позволит мне уйти в армию.
– Если вы сами этого хотите, я постараюсь уговорить его.
– Подмажете его деньгами, да? Послушайте моего совета и поберегите деньги. Или подождите, пока я не натворю чего-нибудь такого, что он будет готов отправить меня хоть в Испанию, лишь бы подальше отсюда! – сказал Дайзарт, натягивая перчатки.
– Не говорите глупостей! И давайте войдем в дом, ведь мы не можем обсуждать это на улице!
– Если вам некуда девать наличные, одолжите мне пятьсот фунтов! – развеселился Дайзарт. – Что касается всего остального – я сам не знаю, чего я хочу, а если бы даже и знал, все равно от этого не было бы толку!
Он немного подождал и, поскольку Кардросс ничего не ответил, двинулся вниз по улице, одарив его насмешливой улыбкой.
Несколько дней спустя Нелл, испытывая чувство, близкое к облегчению, вежливо попрощалась с мужем. Он просил ее сопровождать его в Мерион, и ей очень хотелось поехать (только хорошо бы без недовольной Летти); но с того момента, как появился омрачивший жизнь счет от мадам Лаваль, она с ужасом ждала, что он может повторить свою просьбу. Теперь ей меньше всего на свете хотелось быть с ним рядом, потому что чувство вины, которое и так тяжелым камнем лежало на ее сердце, в его присутствии, казалось, вот-вот раздавит ее. Если он улыбался ей, она представлялась себе гнусной обманщицей; если в его поведении чувствовалась холодность, она считала, что он обо всем узнал, и была готова провалиться сквозь землю. В этом смятенном состоянии, духа ей не приходило в голову, что соображения, не позволяющие ей раскрыть перед ним свое сердце, толкают ее к поведению, которое определенно укрепляло его в подозрении, будто ее интересует только богатство, мода и флирт. В разгар сезона не было недостатка в балах, которые заполняли все ее время; не было недостатка и в ревностных поклонниках, готовых сопровождать красивую молодую графиню, если граф был занят. Ему казалось, что он только и видит, как она собирается на прием или на бал, и едва ли он сомневался, что она предпочитает компанию своих обожателей – даже самых пошлых – его обществу.
– Знаете, любовь моя, – сказал он однажды, насмехаясь над самим собой, – думаю, судьба свела меня с вами, чтобы я умерил свою самонадеянность! Представляете себе, я ведь считал себя блестящим кавалером! Теперь-то я понимаю, что это не так, – я просто невероятный зануда.
Она ничего не ответила, но ее щеки покрылись густым румянцем, и, когда она взглянула на него, ему показалось, что на мгновение он увидел то любящее, живое создание, какой она ему показалась когда-то. Но уже в следующий миг это выражение исчезло, и она с нервным смехом заметила, что он говорит чепуху, а ее ждет Летти, которую она обещала отвезти в Ричмонд на вечер на открытом воздухе, устраиваемый леди Бриксуорт.
Неудивительно, что при таком обращении с ним Кардросс, слишком гордый, чтобы показать свою боль и обиду, отгородился стеной прохладной, слегка ироничной учтивости, которая, естественно, убивала в самом зародыше желание Нелл отбросить осторожность и сложить к его ногам все свои сомнения и трудности.
Как назло, от Дайзарта не было никаких известий, а Летти занятая собственными заботами, постоянно испытывала терпение брата, снова и снова наседая на него со своими требованиями при каждой встрече. Она в течение нескольких недель так транжирила его деньги по всем магазинам, что он однажды просто взорвался и по-родственному сказал ей «пару ласковых слов», из которых его несчастная жена, невольно оказавшаяся свидетельницей этой сцены, усвоила, что долги и бесчестие, по его суровому суждению, – это одно и то же. Поэтому о том, чтобы поведать ему о своих собственных неприятностях, не могло быть и речи.
Вот почему она с таким облегчением попрощалась с ним. Ему предстояло отсутствовать неделю, а за это время, думала она, вполне возможно, что Дайзарт найдет способ избавить ее от долга мадам Лаваль. Чтобы напомнить ему об этом (просто на случай, если из-за своих занятий спортом он временно забыл о том, насколько это срочно), она послала записку в его квартиру на Дьюк-стрит, в которой приглашала его на Гросвенор-сквер пообедать с ними в день маскарада. Прекрасно понимая, что ее нетерпение может иметь роковые последствия, она удержалась от того, чтобы спросить, как продвигается у него улаживание ее дел, и вскоре была вознаграждена за свою сдержанность. Виконт не только прислал ей ответ, в котором сообщил, что принимает ее приглашение, но и добавил в постскриптуме, что ей не следует больше беспокоиться о Том Другом Деле.
Это таинственное сообщение заставило ее воспрянуть духом. Было бы, конечно, лучше, если бы Дайзарт рассказал ей о найденном им выходе из положения, но она знала, что он не любит писать письма, и удовлетворилась верой в то, что его третья попытка разрешить ее проблемы будет для нее более приемлемой, чем два предыдущих предложения. После встречи в парке, где невозможно поговорить на личные темы, она больше не виделась с ним; это обстоятельство заставило ее предположить, что этот план, каким бы он ни был, требовал Длительной подготовки. Поэтому ей было немного не по себе, но в конце их единственной случайной встречи он так ободряюще кивнул ей, что все ее дурные предчувствия рассеялись. «Увидимся в четверг», – сказал он, и это, по ее мнению, означало, что в четверг, когда поедет с ней на маскарад, он наконец скажет, что ей следует делать, чтобы избавиться от своего невыносимого долга.
