ладони. Старик выхватил нож и хотел ударить меня, но я встряхнул его так, что господин Советник тут же его выронил, а сам грохнулся передо мной на колени, простирая руки кверху.
— Ради всего святого, Джон, не отнимай у меня это сокровище. Эти камни принадлежат мне, я отдам за них даже свою жизнь. Там есть один бриллиант, и я могу смотреть на него часами. Мне кажется, что я вижу при этом все райские огни сразу. Где мне еще удастся созерцать такую красоту? Джон, пожалей меня, старого глупого лицемера, делай со мной, что хочешь, но только отдай назад ожерелье. Или убей меня сразу — мне без него не жить. Джон, я кажусь тебе ребенком, но я сейчас полностью в твоей власти. Верни мне эти камни.
Он запрокинул голову, и его седые волосы, откинутые назад, напоминали серебристый ореол. По выражению его лица я понял, что сейчас старик говорит правду, и только удивлялся, насколько противоречивым оказался этот человек. Я чуть было не сжалился и не отдал ему ожерелье. Но я вовремя спохватился, и поскольку честность является одной из добродетелей Ридов, ответил ему так:
— Господин Советник, я не могу отдать вам то, что принадлежит не мне. Но если вы мне покажете, какой именно бриллиант вызывает в вас чувство райского блаженства, я, пожалуй, возьму на себя ответственность и отдам его вам. Этим вы должны ограничиться, а после идите на все четыре стороны. Я думаю, имея такой камушек, вы не будете голодать остаток своей жизни.
Без лишних слов Советник указал на один бриллиант и я, скрепя сердце, вынул его из ожерелья при помощи своего ножа, все это время думая лишь о том, как на это отреагирует Лорна. Старик протянул ладонь, я вложил в нее камень, и в тот же миг Советник скрылся в лазейке Гвенни. Что с ним стало потом — неизвестно.
Что касается Карвера — то за него в ответе шахтеры. Эти доблестные воины рассказывали мне о случившемся по-разному. И лишь один, повторив свою историю, не запутался. А случилось вот что. По уговору, Самйон Карфакс должен был встретиться с бандой Дунов с целью ограбить шахту. Местом встречи назначили старый дом, который местные жители окрестили «Муравейником». Он располагался в лесу на берегу ручья Экз. «Муравейник» когда-то принадлежал одному джентльмену, которого называли просто Эсквайр. Он на старости лет решил уединиться, поселиться в лесу, ходить на рыбалку, охотиться и по мере возможности помогать соседям. Это был достойный человек, и ни один путник, побывавший в «Муравейнике», не уходил от Эсквайра без мешка с провизией и нескольких шиллингов в кармане. Однако, несчастный старик понапрасну надеялся на тихую спокойную жизнь у берега реки, кишащей форелью. Как-то вечером, когда он возвращался домой с уловом, его настигли Дуны и убили, а дом ограбили и сожгли.
С тех пор без особой нужды никто не ходил мимо «Муравейника». Рассказывали, что в лунные ночи тут бродит призрак Эсквайра. В одной руке он держит удочку, в другой — плетеную корзину, а иногда начинает неистово хохотать, пугая все живое в округе.
Теперь, рассуждая о том, что произошло, мне кажется чрезвычайно справедливым, что Дунов настигло возмездие именно там, где двадцать лет назад они совершили одно из своих самых дерзких преступлений. И хотя «Муравейник» находился в стороне от шахты, Карфакс счел это место идеальным для засады и выполнения нашего плана, а поэтому смог убедить Дунов, что им надо двигаться именно в том направлении, объяснив это какими-то довольно вескими причинами.
Итак, банда разбойников вместе с Карфаксом двигалась по лесу замысловатыми тропинками и наконец, подъехав к «Муравейнику», Саймон предложил всем спешиться и зайти внутрь обгоревшего дома, пол которого давно зарос сорняками.
— Предводитель, я кое-что тут обнаружил, что вас должно заинтересовать. У нас еще есть время, я все рассчитал. Видимо, тут промышляют контрабандисты, но у меня — шахтера — глаз еще острее. Я нашел целую бочку джина. Они припрятали ее за старым очагом. Вы поставьте одного человека на страже у входа, а мы все зайдем внутрь и отведаем этого чудесного напитка.
Никто не протестовал. Карвер первым опьянел, а за ним и все остальные его спутники. Карфакс же отказался пить, объясняя, что в противном случае не сможет попасть в шахту. Вместо этого он принес ведро воды из колодца, в котором много лет назад Дуны утопили хозяина «Муравейника», и посоветовал разбойникам разбавлять крепкий джин. Некоторые согласились, другие только отмахнулись от такого недостойного предложения.
Но вода пошла не только для выпивки. Саймон умело смочил ею затравки у мушкетов разбойников. Дуны пьянствовали и ничего не заметили. И, когда повеселевший Карвер встал с полным стаканом джина, чтобы произнести тост за здоровье призрака Эсквайра, в проходе возникло сразу несколько человек, с ружьями наготове и держащих на прицеле захмелевших Дунов. Что было дальше, понять трудно, поскольку тут все шахтеры рассказывают по-разному.
Дуны бросились к своим ружьям, но вода из колодца Эсквайра уже сделала свое дело, и порох отсырел. Разбойники поняли, что их предали, но решили сражаться до конца. Не буду останавливаться на этом, скажу только, что Дуны бились, как и подобает настоящим мужчинам, и полегли все в доме убитого ими же самими человека. Вместе с ними погиб и молодой де Уичехальз, который, несмотря на все мольбы отца, стал членом шайки Дунов. Только один Карвер уцелел и скрылся в неизвестном направлении. Как это получилось, никто толком объяснить не сумел. Возможно, тут сыграла роль его сила или, может быть, воля, а то и просто какая-то хитрость и везение.
Наши потери за всю кампанию составили шестнадцать человек убитыми или умершими от ран. Восемь человек — в засаде у «Муравейника» и восемь — в долине Дунов. Среди этих восьми двое оказались приказчиками дядюшки Гекабека. Дуны же были полностью уничтожены: их полегло сорок человек, а если учесть, что за свою жизнь каждый из них убил как минимум троих, то значение нашей победы трудно переоценить. Ведь не обученные военному ремеслу крестьяне взяли верх над сорока закаленными в схватках воинами, посвятившими всю свою жизнь овладению искусством обращения с оружием.
Единственное, что не давало мне покоя, это мысль о Карвере. Я волновался за Лорну, так как знал мстительный и жестокий нрав этого
