почему-то показалось, что все вокруг стало ледяным и холодным. Зачем, подумал я, вся эта красота, когда смерть наступает так быстро, и зачем Бог и его ангелы подарили мне любовь, чтобы так внезапно отобрать ее у меня. Я еще раз посмотрел на цветущую сирень, оставил Лорну на попечение матери, строго запретив кому-либо прикасаться к ней, и отправился мстить.
Конечно, я прекрасно знал, кто это сделал. Только один человек на земле, или под землей, вышедший прямо из обители дьявола, был способен на такое. Я вскочил на Строптивого, даже не оседлав его, и помчался вдогонку за преступником. Кто указал мне дорогу, я не могу сейчас сказать, но помню только, что рванулся по следам как ненормальный. И толпа расступилась передо мной.
Я не взял никакого оружия, а только скакал вперед в своем странном одеянии — белоснежной сорочке, сшитой для меня сестрой Энни, запачканной кровью Лорны. Я мчался вперед с единственной целью, зная и веря, что Бог справедливости все же еще существует на этом свете.
Скоро я подъехал к Черным Холмам, какие-то люди что-то кричали мне, но их крики казались мне невнятным шепотом. И только когда вдалеке я увидел силуэт всадника, я сразу же понял, что это был Карвер Дун.
«Ты или я, — сказал я себе, — и еще воля Господа. Но нам вместе не прожить на земле и часа».
Я знал силу этого человека, я знал, что у него было ружье — если только он успел его перезарядить. Но у него были еще пистолеты и шпага. Но я уже ни в чем не сомневался и бросился вперед с твердым намерением убить его.
Я мчался не разбирая дороги с одной лишь мыслью: догнать, догнать, догнать и убить! За все время погони Карвер ни разу не обернулся, только когда мы пересекли поросшее камышом болото, бросил быстрый взгляд через плечо. Но мне было безразлично, видит он меня или нет.
Хотя Карвер скакал далеко впереди, мне показалось, что перед ним на седле что-то есть, и это «что-то» он, по-видимому, бережет и поэтому не оглядывается на меня, обращая все внимание на сохранность этой таинственной ноши. В моем воспаленном мозгу мелькнула дикая мысль, что это может быть, Лорна, но вспомнив ее, лежащую на ступенях алтаря, я, скрипнув зубами, бросил поводья Строптивого, и он как стрела, полетел за конем Карвера.
Тот свернул на дорогу, ведущую к Расщепленным Скалам и, проскакав немного, остановился, повернувшись ко мне. Тут я увидел, что впереди него на седле находится маленький Энзи, который протягивал ко мне ручонки и что-то кричал.
Карвер грязно выругался и пришпорил коня, одновременно хватаясь за рукоятку пистолета, и я понял, что после выстрела в Лорну он не успел перезарядить карабин. Пистолетов я не боялся, и что-то вроде злобного торжества наполнило мою душу, так как конь Карвера уже выдохся, в то время как Строптивый был свеж, и никакие шпоры ему не требовались.
Негодяй скакал по узкой лощине и не имел возможности повернуться и выстрелить в меня. Доехав до перекрестка, он чуть замешкался и вновь пустил коня вскачь, направляясь к Ведьминой Трясине. В моей холодной, как сталь, голове мелькнула мысль: «Не хочешь ли ты попросить защиты у своего покровителя — дьявола?»
Я последовал за ним, продвигаясь со всей возможной осторожностью. Карвер был незнаком с этими местами, а я знал, что выхода из Ведьминой Трясины, кроме того, который служит и входом, нет. А эту дорогу ему закрывал я. Карвер подумал, что я боюсь приблизиться, и в тишине прозвучал его резкий презрительный смех. «Смеяться будет победитель», — подумал я, потихоньку продвигаясь на голос Дуна.
На дороге мне попался надломленный бурей дуб, склонивший свои сухие ветви над тропой. Подпрыгнув на спине Строптивого, я ухватился за здоровенный сук и с хрустом обломил его (многие потом удивлялись, да и сам я тоже, как у меня хватило сил оторвать такую огромную дубовую ветвь).
Карвер сунулся было в черное болото, но испугался и стал искать объезд. Окольная дорога была, она вела через утесы, но ее мог найти только тот, кто немало времени провел здесь, либо охотясь, либо в поисках потерявшегося скота. Пока он искал объезд, время уходило, и ему ничего не оставалось, как сразиться со мной. Карвер повернул коня и выстрелил. Я почувствовал, как в меня попала пуля, но в тот момент мне было не до этого. Увидев, что я еще в седле, Карвер выхватил шпагу и погнал лошадь на меня. Я, в свою очередь, погнал вперед Строптивого и, сблизившись с Карвером, изо всех сил опустил дубовый сук на голову его коня. От удара Строптивый шарахнулся в сторону, и, оступившись, упал, стряхнув меня со спины. Конь Карвера взвился на дыбы и грохнулся замертво, придавив собою всадника. Карвер был без сознания, а конь, дернувшись несколько раз в конвульсиях, испустил дух.
Карвер постепенно приходил в себя, а я стоял и ждал, поправляя волосы и закатывая рукава рубашки, словно готовясь выйти на ринг. Оружие Дуна я отбросил подальше, и в этот момент ко мне подбежал маленький Энзи. Его глаза смотрели так испуганно, что я было и сам занервничал, но совладал с собой и сказал:
— Энзи, пойди вон за ту скалу и собери букетик колокольчиков для прекрасной дамы.
Мальчик засмеялся и убежал. Я проводил его взглядом, а когда обернулся, Карвер уже стоял на ногах, оглядываясь в поисках оружия. Затем он шагнул ко мне навстречу и сказал:
— Я тебя не трону, парень. Ты достаточно наказан за свою дерзость. Поскольку ты по-доброму отнесся к моему сыну, я прощаю тебя и отпускаю на все четыре стороны. Можешь идти.
Я влепил ему пощечину не для того, чтобы сбить с ног, а лишь с целью оскорбить его. Мне не хотелось пачкать свой язык, опустившись до разговора с подлым разбойником. Как ни легка была оплеуха, все же я в кровь разбил ему лицо.
Между нами и трясиной оставался относительно сухой пятачок, покрытый дерном. Я схватил Карвера за грудь и выволок его на эту площадку, которой предстояло стать нашим рингом. Тут я отпустил его и приготовился к схватке.
Лицо Карвера посерело. Видимо, до сегодняшнего дня
