он особенно не присматривался ко мне, а тут, увидев мою мощную вздымающуюся грудь, бугры мышц на руках и ногах и стойку, которую я принял, понял, что ему достался равный по силам противник. А взглянув в мои глаза, горящие холодным бешенством, очевидно, впервые в жизни ощутил чувство страха.
Увидев это, а также обратив внимание на его ноги, я понял, что он давно не тренировался. Мне хотелось честной победы, и я, как обычно поступал с соперниками слабее меня, вытянул вперед левую руку. Он повис на мне, и тут только я понял, какую совершил ошибку. В пылу борьбы я полностью забыл о ранении, и когда Карвер обхватил меня (никогда на ринге мне не приходилось испытывать столь сильного давления), я услышал, как затрещали мои поврежденные ребра. Рассвирепев, я схватил его за руку и вырвал ее из плеча, как дольку из апельсина, повредив ему мышцы. Он вцепился здоровой рукой мне в горло, я в свою очередь стиснул его шею, и с этой минуты Карверу не на что было надеяться. Видимо, сам Господь Бог был на моей стороне в тот день, и негодяю только и оставалось бессильно скрипеть зубами. Его глаза, почти вылезшие из орбит, продолжали сверкать злобой и ненавистью.
— Скажи спасибо Господу, — задыхаясь, проговорил я. — Мне не хочется тебя убивать. Признай себя побежденным, Карвер Дун, уходи отсюда навсегда и покайся в своих грехах.
Но было поздно. Борода Карвера покрылась пеной, как морда бешеного пса. И только сейчас я увидел, что в пылу борьбы оттеснил Дуна с сухого места в топь и его ноги уже по колено погрузились в чавкающую трясину. Я напряг все силы и рывком освободившись, вырвался на твердую землю. Задыхаясь, я смотрел, как дюйм за дюймом черная грязь втягивала в себя Карвера Дуна. Сначала еще была видна его грудь, потом его черные по локоть руки взметнулись к небесам, и в его глазах вспыхнул огонь безумия. Я отвернулся, и через несколько мгновений до меня донесся хлюпающий вздох. Ведьмина Трясина приняла свою жертву.
Глава 75
Вместо эпилога
Когда мальчик вернулся с целым букетом колокольчиков (дети замечают цветы даже там, где взрослые их не увидят), в трясине осталось лишь темное пятно в том самом месте, где болото засосало его отца. Еще некоторое время из глубины поднимались коричневые пузыри, а потом и это пятно затянуло ряской.
Сердце мое болело, мне стало стыдно за свою ярость. Я с трудом сел на коня и посмотрел на маленького Энзи. Неужели этот игривый нежный мальчик вырастет таким же жестоким, как его отец, и закончит свою бесславную жизнь в ненависти ко всем людям? Он посмотрел на меня, и я подумал, что сейчас он должен произнести: «Конечно, нет», но Энзи сказал мне совсем другое.
— Дон, — тихо произнес мальчик (он всегда так называл меня вместо «Джон»), — Дон, как хорошо, что этого противного человека больше нет. Поехали домой, Дон, поехали.
О злых людях говорят, что даже родные дети их не любят. Мне кажется, что именно таким и был Карвер Дун. Очевидно, его жестокость привела к тому, что даже маленький Энзи не испытывал к отцу ни капли любви и привязанности.
Мне было больно до слез брать на руки ребенка того негодяя, которого я только что убил. Правда, я уже ничего не мог поделать, и спасти Карвера было невозможно, тем не менее, что-то защемило у меня внутри, когда я поднимал мальчика и усаживал впереди себя на коня. Но другого выхода не было. Я не мог оставить его здесь среди болот. Над мертвой лошадью Карвера уже кружились вороны, почуявшие поживу.
На мое счастье, к этому времени Строптивый тоже немного притомился и направился к дому неторопливым шагом, как послушный ягненок. Когда мы подъехали к ферме, голова моя кружилась от потери крови настолько, что я чувствовал себя, словно во сне. Крики встречающих меня казалось, доносятся откуда-то издалека. И только мысль о том, что Лорна умерла, похоронным звоном отдавалась в моем мозгу.
Когда Строптивый подошел к дверям конюшни, я почти свалился с него, и Джон Фрэй, удивленно посмотрев на меня, взял лошадь под уздцы и сам отвел ее внутрь. На ферме меня встретила мать и хотела проводить до спальни, боясь заглядывать мне в глаза, но я остановился у кухни и заговорил.
— Я убил его. За то, что он убил Лорну. А теперь я хочу увидеть свою жену. Даже мертвая она принадлежит только мне.
— Ее нельзя сейчас видеть, Джон, — ответила Руфь Гекабек, выступая вперед, поскольку все остальные молчали, не решаясь заговорить со мной. — С ней сейчас Энни.
— Какая разница? Дайте мне посмотреть на нее, хотя бы и мертвую. А потом я и сам смогу умереть спокойно.
Женщины опустили головы, кто-то заплакал. Руфь стояла рядом со мной и, смотря прямо в пол, дрожала. Потом она взяла мою ладонь в руку, а второй рукой дотронулась до моего окровавленного бока и прошептала:
— Джон, она не умерла. Может быть, она выживет и станет твоей женой, твоей жизнью и счастьем. Но сейчас ее видеть тебе нельзя.
— Есть надежда? — встрепенулся я. — Скажи мне, неужели я могу надеяться?
— Все зависит от воли Господа, Джон. Но видеть тебя в таком состоянии для нее равносильно смерти. Давай сначала займемся твоей раной.
Я повиновался, как ребенок, повторяя снова и снова: «Благослови тебя Господь за твою доброту, благослови тебя Господь…»
Когда я узнал всю правду, то молился за Руфь сотни и сотни раз. Если бы не моя маленькая кузина, Лорна умерла бы еще в церкви. Но в ту минуту, когда я вскочил на Строптивого и ускакал прочь, Руфь выступила вперед и все заботы о моей возлюбленной взяла на себя.
Она тут же велела перенести Лорну в дом, подложив ей под голову подушку. Потом своими крохотными волшебными руками она сама аккуратно разрезала подвенечное платье Лорны и очень осторожно извлекла из раны пулю. Потом ледяной водой она промыла рану и остановила кровотечение. Все это время моя возлюбленная лежала без сознания бледная как смерть. Все остальные уже считали, что Лорна
