умерла и теперь ей не нужно ничего, кроме савана.
Но Руфь продолжала упорно прикладывать холодные компрессы на лоб Лорны и на рану. Она не сводила глаз с мраморных щек моей возлюбленной, слушала слабое биение ее сердца, а потом попросила принести испанского вина. Она приподняла Лорну, раздвинула ее белоснежные зубы и влила в рот ложку вина. Потом погладила ее по нежной шее, подождала немного и влила еще одну ложку.
Энни наблюдала за этим с ужасом. Она считала себя сведущей в подобных делах и твердо помнила, что вино давать раненым нельзя. Но Руфь действовала уверенно, и одного взгляда ее черных глаз было достаточно для того, чтобы Энни отошла в сторонку и помалкивала, не решаясь вмешиваться. Все уже решили, что Руфь, вероятно, тоже сошла с ума от ужаса, но так как мертвой Лорне она не повредит, то стояли молча. И тут неожиданно моя возлюбленная пошевельнулась и глубоко вздохнула. Женщины напряглись и затихли, не веря в происходящее.
Не один день пролежала Лорна на грани смерти, и жизнь теплилась в ней только благодаря постоянной заботе, умению и нежности преданной Руфи. К счастью, Энни не слишком часто навещала нас и не лезла со своими советами. Хотя она от всей души желала добра, мне кажется, что тогда от нее было бы больше вреда, нежели пользы. Правда, мое сломанное ребро, вправленное доктором, было теперь полностью поручено Энни. Началось воспаление, и Энни была счастлива оттого, что ее не оставили в стороне, а доверили ей хотя бы меня. Этот же самый доктор еще в церкви объявил, что Лорна мертва, и поэтому Руфь наотрез отказалась от его помощи. Она заявила, что сама вылечит Лорну с Божьей помощью, и с той минуты не отходила от моей возлюбленной ни на шаг.
Может быть, свою роль сыграл жизнерадостный солнечный характер Лорны, может быть то, что все ее волнения остались позади (ведь она не знала о моем ранении) — пусть об этом задумается доктор, объявивший ее мертвой. Во всяком случае, могу сказать одно — Лорна выздоровела намного раньше меня.
Меня свалила жестокая лихорадка, вызванная раной. В горячечном бреду мне казалось, что близкие нагло обманывают меня, вселяя беспочвенные надежды. Я знал, что Лорна уже покоится в могиле, а меня успокаивают, чтобы я скорее поправился, хотя выздоровление казалось мне бесчеловечным, так как обрекало меня на вечную муку. Они должны были знать, что жизнь без Лорны, отнятой у меня злым роком, была бы непереносимой пыткой.
Постепенно мной овладели покой и безразличие. Я не волновался и не боялся приближения смерти, которая, как мне казалось, должна была воссоединить меня с любимой. Пусть на небесах, но мы все равно будем вместе. Окружающие бросали на меня взгляды, в которых ясно читалось, что они уже не надеются на мое выздоровление и считают меня обреченным.
Моя мать не переставала плакать. Уже десять лет прошло с того дня, как Дуны убили моего отца, и вот теперь та же судьба постигла ее единственного сына. Она видела в этом перст Божий и почти перестала сопротивляться безжалостной судьбе, как бы смирившись с неизбежностью потери.
Но мой молодой и здоровый организм, вопреки всем мрачным прогнозам, продолжал сопротивляться. Силы постепенно возвращались ко мне, и я уже мог сидеть в кровати, но на улицу не выходил, так как был еще очень слаб, а среди моих соседей не нашлось здоровяков, которые смогли бы вынести меня на свежий воздух.
Я нашел в себе силы переодеться в чистое белье, в ожидании доктора, который приходил ко мне дважды в неделю, чтобы пустить кровь. Раздевшись, я посмотрел на свои, некогда могучие руки, и не узнал их. То, что вызывало трепет в сердцах моих соперников на ринге, теперь напоминало кузнечные клещи — до того усохли мои мышцы. Создавалось впечатление, что я просто таю, словно свеча. Наверное, даже маленький Энзи мог сейчас справиться со мной. Я попытался подтянуть ближе к кровати тазик, куда доктор спускал кровь, но еле-еле смог вытянуть руку.
А на дворе стояла прекрасная погода. Вся природа расцвела, пели птицы, цвели розы, и вишни уже стали наливаться багрянцем. Вдруг у дверей моей комнаты послышался легкий шум. Я было подумал, что явился доктор, но дверь открылась, и в комнату впорхнула Руфь, в веселом летнем платье с цветами в руках. Это несколько удивило меня, поскольку до сих пор она здесь не появлялась, и это было ее первое посещение с тех пор, как мной занялся доктор. У меня мелькнула мысль, что Руфь, пользуясь смертью Лорны, вновь решила завоевать мое сердце, но я тут же устыдился такой догадки. Она подскочила ко мне и тут же замерла как вкопанная.
— Ты принимаешь посетителей, кузен Рид? — спросила Руфь. — Почему мне никто ничего не сказал?! Я знала, что ты слаб, но не настолько же. Похоже, ты и впрямь умирать собрался. А это что еще такое? — С этими словами она указала на тазик для крови.
— Я не собираюсь умирать, милая кузина, — ответил я и попытался улыбнуться. — А тазик — это для доктора, он пускает мне кровь.
— Зачем? — изумилась Руфь. — Неужели до сих пор тебе пускают кровь?
— Два раза в неделю вот уже в течение месяцев двух, насколько я помню. Доктор говорит, что только так можно поддержать во мне жизнь.
— Только так можно отправить тебя на тот свет, — возмутилась Руфь и ногой послала тазик в самый дальний угол комнаты. — Ни одной капли крови больше этот доктор не увидит. Интересно, куда смотрит Энни? А Лиззи, похоже, закопалась в своих книгах и судьба брата перестала ее интересовать. Хороши сестрички!
Я был удивлен таким всплеском негодования, потому что всегда представлял себе Руфь скромным забитым существом.
— Милая кузина, доктору виднее, что меня может спасти, — постарался я как можно спокойнее образумить эту разбуянившуюся девушку. — И Энни говорит, что это полезно. А зачем тогда мне вообще нужен этот врач?
— Затем, чтобы постепенно свести тебя на нет. Доктора это прекрасно умеют делать. Предоставь все это мне, кузен Рид, я врачей не боюсь и поговорю с ним сама. Я уже спасла жизнь твоей Лорны, спасу и твою. Тем более, что тут, как я вижу, дело совсем простое.
