Канахау глубоко вздохнул и попытался расслабиться, откинувшись на спинку трона. Чего он боится? Ведь ничего не может произойти!
Молодые воины из племен Хеху и Канахау готовы были к хака — ритуальному танцу маори, с которого начиналось посвящение Ахоранги. Татуировщики уже раскладывали инструменты перед принцессой. Это были скребки, сделанные из костей альбатроса. Канахау с гордостью подумал, что вскоре нежная кожа его дочери покроется шрамами и огрубеет. Вождю не нравилась бархатная кожа женщин пакеха, он не понимал, как может нравиться такое светлое и гладкое лицо. Когда дочери нанесут знак принцессы маори, в будущем ей наверняка больше не придут в голову такие глупые сравнения. Так, во всяком случае, Канахау думал в тот миг.
Женщины хором затянули песню. Их голоса, заполнившие возвышенность, уносились далеко в море.
Канахау украдкой смахнул слезу из уголка глаза. Как сильно скучал он по жене, умершей почти год назад! Как бы она гордилась, если бы могла видеть, что ее буйную дочь обуздали и научили с уважением относиться к ритуалам предков! Если бы мать была жива, возможно, она поддержала бы Ахоранги и дочь не стала бы выходить замуж и наносить татуировки. А если бы все было по воле Канахау, этот день отпраздновали бы еще два года назад. Но его жена всегда заступалась за дочь и переубеждала мужа. Ихапера умоляла мужа, чтобы ритуал произошел после шестнадцатилетия дочери. Тем временем Ахоранги исполнилось семнадцать, и она казалась отцу зрелой, словно батат, который слишком долго лежал в кладовой.
Канахау захотел в последний раз взглянуть на чистое детское лицо. Дочь удивительно походила на мать. Когда он подумал об этом, то вспомнил, как в свое время резко отреагировал его отец на то, что сын решил жениться на «узколицей» — так он всю жизнь называл невестку. Канахау удивительно привлекали именно эти, нетипичные для маори черты лица. Но у Ихаперы была татуировка на подбородке, и жена носила ее с гордостью. Именно на подбородке тахунгата-моко будут делать татуировку его дочери.
Вдруг пение женщин прекратилось, раздались громкие крики. Канахау испуганно взглянул на дочь. Группа всадников прокладывала себе путь сквозь толпу визжащих женщин. Откуда взялись эти мужчины, знали лишь боги. Вождь все еще не до конца осознал происходящее. И только когда один из мужчин схватил его дочь Харакеке и взвалил на лошадь, Канахау понял: это нападение. Он слышал, что охочие до любви поселенцы воруют женщин-маори. Но как они осмелились напасть на его деревню, да еще в такой день?!
Канахау встал и подал знак воинам, которые ожидали своего часа, чтобы станцевать хака. Они должны были защититься от чужаков. С боевым кличем воины бросились на пакеха и повергли их в бегство. Разразившись проклятиями, те пустили лошадей галопом. Канахау тоже ринулся в суматоху боя и уже готов был настигнуть последнего из нападавших, как испуганный крик заставил его обернуться.
У вождя перехватило дыхание. Место, на котором только что сидела его любимая дочь Ахоранги, заполнилось облаком пыли, поднятой копытами лошади. Когда пыль рассеялась, вождь увидел пустой трон и издал пронзительный вопль.
Поезд в Нейпир, декабрь 1930 года
Вначале Ева зачарованно смотрела из окна вагона. Настолько девственного пейзажа она никогда прежде не видела. До вчерашнего дня она редко уезжала из Баденхайма, этого маленького пфальцского мирка с невысокими холмами и виноградниками, которые тянулись, сколько хватало глаз. Она всегда хотела когда-нибудь сбежать отсюда, но как быстро ее потаенные мечты могут воплотиться в жизнь, даже не подозревала.
Все случилось четыре месяца назад. Вряд ли она сможет вычеркнуть из памяти вечер, когда отец, сидя с ней при свечах, рассказывал о своем намерении. Она никогда не забудет, как мать восприняла новость об их скором отъезде. Ева привыкла, что мать иногда часами может сидеть в кресле и мрачно смотреть в одну точку. Но мать и не вскрикнула, узнав, что им со дня на день придется покинуть родину. Это очень удивило Еву.
Сама она едва могла скрыть восторг от предстоящего путешествия. Америка была чем-то большим, на что она даже не смела надеяться. Но вскоре ее радости пришел конец: отец хотел взять с собой лишь ее брата Ганса. Его душевнобольная жена и темпераментная дочка должны были отправиться в Новую Зеландию к какой-то кузине.
— Ваш билет, пожалуйста! — английская речь вырвала ее из воспоминаний.
Ева вздрогнула и начала искать билет, роясь в кармане. Она его купила на последние деньги, которые мать припасла ей для путешествия на корабле. Еву должны были встретить в Окленде. Но после того, как она в полном одиночестве прождала на набережной целый день, девушка решила позвонить тетке. По телефону ей сообщили, что нужно взять билет на поезд в Веллингтон, потом в Таумарунуи пересесть на поезд в направлении Нейпира. И уже там, в Нейпире, ее с вокзала заберут домой.
Голос тетки показался не очень дружелюбным. Хотя она написала отцу довольно милое письмо, сообщив, что с радостью примет пожить его жену и дочь на два года. На виноградниках много работы, и все будут рады любой помощи.
Видимо, теперь обстоятельства изменились, потому что о доме в городе не могло быть и речи.
— Вы спите, что ли? — услышала она голос проводника.
— Нет, вот мой билет! — поспешно ответила Ева на английском.
— Откуда вы?
Ева вздрогнула. Неужели слышно, что она приехала из Германии? Ведь она так прилежно училась! Все путешествие девушка сидела на кровати, уткнувшись в книги. Она ни в коем случае не хотела выглядеть на другом конце земли немой идиоткой.
— Я из Германии, — нерешительно ответила Ева.
Лицо проводника просияло.
— Именно это я и заподозрил. Я не совру, если скажу, что сразу понял: вы родом из Пфальца.
Ева тоже засветилась от радости. Она старательно закивала.
— Да, из Баденхайма!
Мужчина разгладил бороду.
— Не знаю такого города, но я здесь уже больше сорока лет. Я был еще ребенком, когда мы сюда переехали… — Он запнулся и внимательно взглянул на девушку. — Вас, что же, одну отправили путешествовать через весь мир?
— Нет, я ехала с матерью, но она умерла по дороге…
Слезы навернулись у нее на глаза, девушка не могла ничего с этим поделать. Все снова всплыло в памяти, будто она опять оказалась на корабле. «Она умерла!» — произнесла с сочувствием какая-то старая женщина, сидящая на соседней койке, когда Ева, словно безумная, трясла безжизненное тело матери.
Спустя мгновение девушка поняла, что старуха права. Но она просто не хотела в это верить. Ева бросилась в спальный отсек, чтобы позвать доктора Франке. Он тут же подошел вместе с ней к койке матери. Доктор Франке хорошо знал женщину, она добровольно вызвалась помогать ему во время сильнейшей эпидемии гриппа, разразившейся среди пассажиров корабля. Ева и ее мать неустанно ухаживали за больными. Конечно, они боялись, что тоже заразятся, но у них не было даже насморка. Тем временем эпидемия на борту прекратилась, унеся лишь несколько жизней.
