В эту пору барон Андор редко живал в своем имении. Зиму молодая чета проводила в Вене или в Париже, а лето — на каких-нибудь морских купаньях. Если же они и приезжали изредка на родину, то очень редко выходили куда-нибудь за пределы господского дома, окруженного большим парком. Так и случилось, что барон и Теодора не встречались несколько лет.
Вдруг разнесся слух, что блестящая жизнь за границей расстроила дела барона, он потерял значительную часть своего состояния и решил прожить несколько лет в имении, чтобы покрыть потери.
Теодора выслушала эту весть внешне совершенно спокойно, но, встретив барона однажды на проезжей дороге, она вся вспыхнула ярким румянцем и почувствовала, как сильно забилось у нее сердце. Она ехала в город, где в это время была ярмарка, верхом на коне, сидя в седле по-мужски и с кнутом в руках, а барон ехал навстречу на своей английской лошади. Он пристально посмотрел на нее, но узнал только тогда, когда она проехала мимо.
— Теодора! — окликнул он ее.
Она остановилась и обернулась к нему.
— Что вам от меня угодно?
— Спросить, как тебе живется.
— Это вам, наверное, малоинтересно.
— Вид у тебя прелестный.
— Слава Богу, я здорова.
Все это она проговорила через плечо с холодной усмешкой и, не дождавшись нового вопроса, хлестнула лошадь кнутом и ускакала.
Следующей весной началась революция. Румынские крестьяне уже несколько раз поднимали мятеж против своих господ, но их каждый раз усмиряли силой оружия. Теперь они воспользовались всеобщими волнениями, охватившими Европу, и вновь попытались сбросить ненавистное иго.
Брожение привело к кровавым распрям, потом началось открытое восстание. Мужчины, способные держать оружие, спешили в горы, где под предводительством бывших разбойников сбивались в многочисленные шайки, и вскоре во всех долинах вспыхнула война. Нападали на дворянские поместья, избивали или убивали господ, их управляющих и служащих, расхищали движимое имущество и поджигали опустошенные здания.
Барон Андор только что отправил из имения жену и уже собирался уехать сам, когда разгром постиг и его поместье. Тщетно пытался он бежать через парк — его нашли, схватили и притащили во двор. Пока люди громили имущество, вожаки совещались между собой о том, пригвоздить ли барона к воротам или удовольствоваться чувствительным избиением его.
Вдруг среди них появилась Теодора.
— Что вы хотите сделать с бароном? — спросила она.
— Отомстить, — ответили ей.
— Так отдайте мне его! — воскликнула она. — Никому он не сделал столько зла, сколько мне, я накажу его по заслугам.
Крестьяне, которые также взялись за оружие и примкнули к мятежникам, со смехом выслушали ее и согласились.
— Да пусть забирает, — это еще похуже будет, чем, если бы мы его убили.
— Ну, возьми его себе, он твой, — решил предводитель.
Теодора живо схватила веревку и связала барону руки за спиной.
— Вот так… — бормотала она, — теперь будем свадьбу справлять.
Затем она толкнула его кулаком в спину и погнала впереди себя хворостиной, которую выдернула из плетня.
В немом отчаянии плелся барон, понурив голову. Он знал, что погиб, что ему не помогут ни мольбы, ни угрозы. Да и чем он мог ей грозить? В данный момент в стране властвовал мятеж. И чем бы он мог ее тронуть?
Перед дверью ее дома он остановился и сказал:
— Если ты хочешь убить меня, убей сразу!
— А ты меня сразу убил? — спросила она, насмешливо взглянув на него. — Нет, ты хотел замучить меня медленной смертью, и если я теперь жива, то это не твоя заслуга. Конечно, ты умрешь, но умирать будешь медленно, прежде испытав все мучения, которые уготовил мне, чудовище!
Она втолкнула его в курятник и заперла дверь на засов. Здесь он пролежал на соломе, пока не удалились мятежники. Затем Теодора отперла дверь и приказала ему выйти. Пока работник выводил вола, она сама вытащила плуг и впрягла в него Андора.
Он не оказывал никакого сопротивления, он знал, что этим только ухудшил бы свое положение. Важно было выиграть время — какая-нибудь случайность могла бы еще спасти его: могли подоспеть солдаты.
Она впрягла рядом с ним вола, потом взяла в руки вожжи и кнут, и плуг тронулся. Работник шел за ними.
Подъехав к полю, работник стал за плуг, и Теодора погнала оригинальную упряжку.
Тотчас собралась толпа любопытных, большей частью женщин и детей, все глазели на невиданное зрелище и осыпали помещика бранью и насмешками.
Три дня выходил в поле помещик. На четвертый — силы его истощились, и он остановился среди поля.
— Больше не могу, — пробормотал он, — мочи нет…
Она сильнее хлестнула и погнала его. Он прошел еще немного, потом грохнулся наземь. Но Теодора не сдавалась, она заставила его подняться и окончить свою работу.
Когда она на другой день снова хотела впрячь его, он бросился на колени и начал молить о сострадании.
— А я от тебя сострадание видела? — спросила она в ответ.
И не только не пощадила его, а на этот раз впрягла в плуг одного.
Пройдя, задыхаясь, три ряда, Андор свалился. Теодора рванула вожжу, чтобы заставить его подняться, но он снова повалился.
— Сжалься, Теодора! — простонал он, и кровь хлынула струей у него изо рта.
С чувством спокойного удовлетворения смотрела на него Теодора, упершись руками в бока.
Он лежал на вспаханной черной земле, окрашенной его кровью.
— Я умираю, — чуть слышно произнес он.
— Ты и должен умереть! — воскликнула она, — как животное, издохнуть под открытым небом, тогда Бог тебя простит.
— За что ты меня так ненавидишь?
— За то, что я слишком сильно любила тебя.
Андор глубоко вздохнул. Это был последний звук, вырвавшийся из его груди.
Когда он умер, Теодора посмотрела на него в последний раз, затем медленно направилась домой. Там она зарядила ружье своего покойного мужа и ушла из деревни, чтобы присоединиться к мятежникам.
Когда окончилась великая борьба, один из мятежников, вернувшись к своей сохе, рассказывал, что Теодора погибла в схватке с войсками от неприятельской пули.
По-видимому, это была правда, так как с тех пор никто о ней ничего не слышал.
