Джордж снова кивнул. Он сунул три пальца в кармашек для часов и поигрался с монетами.
— Вы присутствовали при рождении моего сына и с тех пор часто посещали наш дом. Полагаю, вы приняли роды у множества женщин.
— У многих тысяч. За два года в родильном доме в Вестминстере под руководством доктора Форда. Могу утверждать, что такого опыта точно нет ни у кого больше ни в Корнуолле, ни где-либо еще. Но вы и сами это знаете, мистер Уорлегган. Вы знали это и положились на меня, когда ваша жена носила ребенка. Полагаю, мои услуги не показались вам недостаточными.
— Нет, — Джордж Уорлегган выпятил верхнюю губу. Сейчас он больше чем когда-либо был похож на императора Веспасиана, размышляющего над проблемами империи. — Именно об этом я и хотел с вами проконсультироваться.
— Я к вашим услугам, — повторил Бенна.
— Мой сын Валентин родился восьмимесячным. Верно? Из-за несчастного случая, когда моя жена упала, сын родился на месяц раньше. Я прав?
— Вы правы.
— Но скажите, доктор Бенна, из тысяч детей, которых вы приняли, вы наверняка видели достаточно много недоношенных. Это так?
— Да, достаточно много.
— Восьмимесячных? Семимесячных? Шестимесячных?
— Восьми— и семимесячных. Никогда не видел, чтобы выжил шестимесячный ребенок.
— А те недоношенные дети, которые выжили, как Валентин. Они отличаются при рождении? В смысле, от тех, кто родился в срок?
Бенна позволил себе несколько секунд поразмыслить о том, куда клонит посетитель этими вопросами.
— Отличаются? О чем это вы?
— Я спрашиваю вас.
— Нет никаких существенных отличий, мистер Уорлегган. Можете быть спокойны. Ваш сын не будет страдать от каких-либо недомоганий из-за того, что родился до срока.
— Меня беспокоит не текущее состояние, — голос Джорджа Уорлеггана стал чуть более резким. — Каковы отличия при рождении?
Бенна никогда в жизни не обдумывал ответ более тщательно.
— Главным образом в весе. Восьмимесячный ребенок редко весит больше шести фунтов. И редко так же громко плачет. Ногти...
— Мне сказали, что у восьмимесячного ребенка не бывает ногтей.
— Это неверно. Они маленькие и мягкие, а не твердые.
— Мне сказали, что кожа у такого ребенка красная и сморщенная.
— Как и у многих рожденных в срок.
— Мне сказали, что у них не бывает волос.
— О, иногда. А чаще они редкие и тонкие.
По переулку прогрохотала телега. Когда звук затих, Джордж сказал:
— Теперь вы вполне понимаете цель моих расспросов, доктор Бенна. Задам последний. Мой сын родился раньше срока или нет?
Дэниел Бенна облизал губы. Он понимал, что гость тщательно следит за выражением его лица, и также осознавал, насколько тот напряжен — у человека менее хладнокровного это можно было бы назвать страданием.
Доктор встал и подошел к окну. При свете на его манжетах стали заметны капли крови.
— На многие вопросы относительно состояния человека, мистер Уорлегган, нельзя ответить однозначно «да» или «нет». В этом случае прежде всего вы должны дать мне время, чтобы припомнить. Вы же понимаете, что вашему сыну сейчас... Сколько? Восемнадцать? Двадцать месяцев? С тех пор как я принял роды у миссис Уорлегган, я помогал многим женщинам. Дайте-ка вспомнить, в какой день вы меня вызвали?
— Тринадцатого февраля прошлого года. Моя жена упала с лестницы в Тренвите. Это случилось в четверг вечером, около шести. Я тотчас же послал за вами, и вы приехали около полуночи.
— Ах да, припоминаю. На той неделе я еще лечил сломанное ребро леди Хоукинс после случая на охоте, а когда услышал о происшествии с вашей женой, то понадеялся, что она не упала с лошади, потому что такое падение...
— И вот вы приехали, — перебил Джордж.
— Я приехал. И находился рядом с вашей женой в ту ночь и на следующий день. Ребенок появился на свет на следующий вечер.
— Валентин родился в четверть девятого.
— Да... Что ж, могу только сказать вам, мистер Уорлегган, что на первый взгляд не припоминаю ничего такого, что могло бы показаться странным при рождении вашего сына. Конечно же, мне тогда и в голову не приходило задумываться над такими вещами, проверять, обращать на это пристальное внимание. Да и зачем? Я не предполагал, что настанет время, когда мне придется вынести то или иное мнение по такому вопросу. По вопросу о том, сколько именно было месяцев ребенку. Ввиду неудачного падения вашей жены, я был счастлив, что мне удалось принять у нее живого и здорового мальчика. Вы спрашивали акушерку?
Джордж встал.
— Вы должны помнить ребенка, которого принимали. Его ногти были полностью сформированы?
— Думаю, да. Но я не могу сказать...
— А волосы?
— Немного темных волос.
— А кожа была морщинистая? Я увидел его через час и помню, что морщин почти не было.
Бенна вздохнул.
— Мистер Уорлегган, вы один из самых богатых моих клиентов, и я не хочу вас обидеть. Но могу я быть с вами честным?
— Именно об этом я вас и просил.
— Что ж, со всем почтением советую вам возвращаться домой и больше не вспоминать об этом. Я не осмелюсь спросить вас о тех причинах, что заставили вас прийти ко мне. Но если после стольких месяцев вы ожидаете услышать от меня или любого другого человека однозначный ответ — был ваш сын доношенным или нет, то вы просите о невозможном. Природу нельзя разбить на категории. Есть определенные стандарты, которые считаются нормой — и у этой нормы несметное количество вариаций.
— Так значит, вы не скажете.
— Я не могу вам сказать. Если бы вы спросили меня тогда, я попытался бы вынести более достоверное суждение, но это всё. Как говорится, naturalia non sunt turpia [3].
Джордж ткнул тростью в ковер.
— Доктор Энис вернулся, как я понимаю, и скоро наверстает упущенное.
Бенна принял высокомерный вид.
— Он всё еще болен и скоро женится на своей наследнице.
— Некоторым людям он нравится.
— Это их мнение, а не мое, мистер Уорлегган. Со своей стороны я с презрением отношусь к большей части его методов, им недостает организованности и убедительности. Человек без ясной и доказанной системы медицинских знаний — это человек без надежды.
— Пусть так. Пусть так. Хотя, как я слышал, доктора никогда не отзываются лестно о конкурентах.
«Как, вероятно, и банкиры о своих конкурентах», — подумал Бенна.
— Что ж... — Джордж встал. — Хорошего дня, Бенна.
— Надеюсь, миссис Уорлегган и мастер Валентин пребывают в добром здравии, — сказал доктор.
— Да, благодарю вас.
— Почти настало время их посетить. Возможно, на следующей неделе.
Повисла секундная пауза, как будто Джордж обдумывал, не сказать ли «Прошу вас больше не приходить».
Бенна добавил:
— Мистер Уорлегган, я старался не размышлять над тем, что побудило вас задать мне такой вопрос. Но с моей стороны было бы бесчеловечно не понимать, насколько может быть важен мой ответ для вас. Сэр, примите во внимание, насколько сложно дать такой ответ. Я бы не смог, да и ни за что не стал бы утверждать что-либо, что, насколько мне известно, способно поставить под сомнение честь знатной и добродетельной женщины. Другими словами, я не смог бы и не стал бы делать этого, не будучи полностью уверенным в своих словах. Если бы я был уверен, то посчитал бы своим долгом сказать вам об этом. Но это не так. Вот и всё.
Джордж посмотрел на него ледяным взглядом. На лице у него были написаны неприязнь и отвращение — либо по отношению к доктору, либо от того, что он вынужден делиться своими тайнами с посторонним человеком.
— Вспомните, с чего мы начали разговор, доктор Бенна.
— Обещаю сохранить всё в тайне.
— Прошу, не забудьте об этом.
Подойдя к двери, Джордж сказал:
— Моя семья здорова но можете заехать, если желаете.
После его ухода Бенна бросился на кухню.
— Нэлли, это не дом, а позорище! Болтаешься тут без дела, сплетничаешь, витаешь в облаках, ворон считаешь. Нельзя в такой гостиной встречать важного пациента! Вон платье валяется, забирай его! И туфли. Шевелись, если хочешь здесь и дальше работать!
Он продолжал высказывать упреки своим сильным и звучным голосом еще три-четыре минуты. Миссис Чайлдс терпеливо смотрела на него из-под растрепанных каштановых волос. Она ждала, пока буря утихнет, чувствуя, что доктору необходимо восстановить свой авторитет после того, как на него посягнули. Такое с ним случалось очень редко, ведь даже когда он ездил к самым богатым пациентам, они были расстроены и нуждались в его помощи. Доктор говорил, а они ловили каждое его слово. Он никогда не ездил конкретно к Джорджу Уорлеггану, поскольку тот обладал недюжинным здоровьем. Но сегодня, как и всегда при встрече с ним, доктору Бенне пришлось уступить. Ему это не нравилось. Пот проступил у него на висках. И всё это выплеснулось на Нэлли Чайлдс.
