Наклонившись, голая, как в тот день, когда она родилась, Джинни услышала за спиной какой-то звук. Звук, от которого кровь заледенела в жилах, а волосы на затылке от страха встали дыбом.
Страж так ничего и не заметил.
С упоением любуясь плавающей в озере женщиной, он рухнул к ногам Дункана, как тряпичная кукла. Из раны на виске текла струйка крови, остывая на воздухе.
Дункан его почти пожалел. Мужчины не в первый раз сбиваются с пути истинного из-за этой женщины.
Впрочем, это не оправдание столь вопиюще беззаботному отношению к службе. Будь он одним из людей Дункана, последствия были бы куда суровее, чем удар по голове. Его людей уважали за дисциплинированность и самообладание — и боялись за превосходство на поле боя.
Склонившись над поверженным воином, Дункан быстро забрал его оружие и сунул свой кинжал в позолоченные ножны на поясе. Удар, нанесенный увесистой, инкрустированной драгоценными камнями рукояткой, не причинил стражу тяжелого ущерба, но когда он очнется, голова у него будет сильно болеть, и это заставит его хорошенько призадуматься. Но это случится не скоро, так что Дункану хватит времени завершить свое неприятное дело.
Эта встреча должна пройти наедине — и без постороннего вмешательства.
Он услышал плеск воды в озере, но удержался и не стал смотреть на то, что так захватило стража. Они так знал. Вместо этого человек, которого боялись как в Ирландии, так и по всему континенту (Черный Горец, названный так не только за цвет волос, но и за смертельные боевые таланты), сделал знак своим людям отойти к деревьям и следить за стражем на случай, если тот начнет шевелиться, а сам пошел вокруг озера к тому месту, где она оставила вещи.
Она ушла из замка с никчемным стражем, чтобы просто окунуться в озеро. Если это хоть о чем-нибудь говорит, то Джинни ни на йоту не изменилась. Он почти ожидал, что она идет на свидание с любовником, и долго присматривался, прежде чем подойти. Но она была одна — во всяком случае, в этот раз.
Он передвигался между деревьями беззвучно, как призрак, за которого некоторые вполне могли его принять. Он отсутствовал долго.
Слишком долго.
А эта женщина — Джинни Грант… нет, с горечью сказал он себе, Джинни Гордон — не значила для него ничего и была лишь суровым напоминанием о его собственных ошибках. Он выкинул ее из головы так же, как стараются забыть свой первый урок смирения. Дункан редко позволял себе думать о ней — только для того, чтобы вспомнить об ошибке, которую никогда больше не повторит.
Но сейчас у него не было выбора. И как ни хочется ему похоронить ее в прошлом, которому она принадлежит, — он в ней нуждается.
Плеск воды стал слышнее. Дункан замедлил шаг, пробираясь между деревьями и кустами и стараясь не высовываться. С его ростом и шириной плеч было невозможно спрятаться даже в густой чаще, но с годами он научился сливаться со своим окружением.
Укрывшись за широким стволом ели, Дункан остановился у скалы, где она бросила свои вещи. Он знал, что Джинни прекрасно плавает, но что-то она очень долго находится под водой… Он шагнул вперед, но тут же быстро отступил назад, потому что Джинни внезапно вырвалась на поверхность воды как морская нимфа, вся в брызгах воды и света. Она вынырнула совсем близко к берегу, теперь их разделяли какие-то двадцать футов, и Дункан видел ее хорошо.
Проклятие, слишком хорошо!
Мокрые волосы откинуты назад, с лица капает вода. Она поднимается из озера, как Венера из морской пены, и идет прямо к нему. Он забыл, какая у нее походка… бедра слегка покачиваются, соблазняя при каждом шаге. Воздух между ними опять запылал, и Дункана пронзило знакомое острое чувство, возникшее при первом же взгляде на нее тогда, много лет назад, в переполненном бальном зале замка Инверери.
Тело его напряглось. Сорочка на Джинни просвечивала насквозь, прилипнув к грудям более пышным, чем он помнил, но все таким же дразнящим. Прохладный воздух, овевавший ее влажное тело, только все усугублял. Ее соски превратились в два тугих комочка, похожих на ягоды, которые ждут, когда их кто-нибудь сорвет. Десять чертовых лет, а он все еще чувствует ее вкус у себя на губах, все еще помнит, как прижимается грудь к губам, когда он посасывает ее. Его ноздри расширились. Он все еще чуял аромат жимолости, которым пахла ее кожа.
Даже его стальное самообладание не смогло помешать крови забурлить в жилах. Дункан негромко выругался. Потеря хладнокровия привела его в бешенство. Но грубое проклятие не помогло утишить гнев. Не важно, что он думает про нее — он всего лишь мужчина, и, несмотря на хваленое самообладание, очень и очень страстный.
А тело Джинни может свести с ума и евнуха.
Но его первая мысль — о Венере, богине, родившейся в море из оскопленных гениталий Урана, — оказалась отличным жестким напоминанием о том, на что способна эта женщина.
Будучи еще невинной девушкой, она уже обладала несомненной чувственностью, первозданным обаянием, более глубоким, чем просто физическая красота огненно-рыжих волос, дерзких зеленых глаз, гладкой и нежной кожи и влажных розовых губок. Что-то таилось во взгляде этих глаз, в изгибе роскошного рта, в чувственности ее тела, говорившего мужчине только одно: возьми меня. И не просто возьми, а сделай это мощно, потеряй разум, люби-меня-до-потери-сознания.
А теперь, когда юное тело созрело и наступил полный расцвет ее женственности, оно просто кричало об этом.
И что еще хуже, Дункан по собственному опыту знал, что это не показное. Джинни до последней жилочки была именно такой страстной женщиной, какой выглядела.
Она просто взывала к мужской плоти — и была воплощением соблазна.
Дункан понимал, что встреча с ней после стольких лет будет не особенно приятной, но не был готов к такому взрыву чувств, словно выпущенных на волю той же самой неоспоримой тягой, что послужила причиной его падения: вожделением.
Но он внушил себе: похоть и чувства больше не сумеют его победить.
Чтобы доказать себе это, он заставил себя рассматривать ее — холодно, бесстрастно, как рассматривают хорошего коня. Его взгляд скользил вниз по изгибу ее спины, по мягким ягодицам, перешел дальше — на крепкие мышцы длинных изящных ног, вбирал каждый дюйм кремовой нежной кожи.
Да, она прекрасна. И более желанна, чем любая известная ему женщина. Когда-то он был готов отдать за нее жизнь. Черт, он сделал это, только не так, как собирался.
Дункан еще немного задержал на ней взгляд и отвел его в сторону. То, что было между ними когда-то, давно умерло. Ее чары больше ему не страшны.
Сосредоточившись на своем деле, Дункан сообразил, что может воспользоваться ее наготой в свою пользу. Ей придется защищаться, а он знал, что это дает ему преимущество.
