Алек подавил в себе приступ гнева. Нуда, его «отец» наговорил о нем немало лжи. Этот старый черт и не мог рассказать людям правду.
— Однако вот что странно, — продолжил Берн. — Никто ни разу не рассказывал, что видел, как вы развлекались за границей. И я однажды встретил вашего… гм… отца, который, судя по всему, не относится к числу людей, способных долго терпеть невыполнение долга со стороны наследника. Не говоря уже о такой докуке, как война.
Алек допил бренди. Ему меньше всего хотелось рассказывать о подробностях своей жизни этим единокровным братьям, которых он едва знал, однако у него не было выбора.
— Когда я покинул Англию, войны не было. Мой отъезд совпал с периодом кратковременного Амьенского мира.
— И куда конкретно вы отправились? — грубовато спросил Дрейкер.
— В Португалию. Старый граф пожелал, чтоб я немного пожил у его сестры. — Ее португальский муж верил в эффективность строгих наказаний своенравного английского мальчишки. — Я провел там лишь несколько лет и ни тогда, ни позже не мог вернуться домой — отец запретил мне появляться в имении и общаться с матерью… — Алек почувствовал во рту привкус горечи. — Сообщение о ее смерти пришло лишь спустя несколько недель после похорон.
— Старый граф поступал так потому, что вы были внебрачным сыном принца Уэльского?
— Да, хотя в то время я этого не знал. — Алек сделал глоток из бокала. — Вскоре после смерти старого графа и моего возвращения в Англию я нашел письмо, которое спрятала мать и которое раскрыло мне правду. Очевидно, когда она зачала меня, мой «отец» не делил с ней ложе в течение нескольких месяцев. Но он предпочел признать меня своим сыном, чем открыть, что принц наставил ему рога. Он даже терпел мое присутствие в доме до тех пор, пока одна из моих шалостей в Харроу не вывела его из себя окончательно. И тогда он изгнал меня из Эденмора навсегда.
— Черт побери, что же это была за шалость? — спросил Берн.
Алек взболтал бренди, наблюдая, как свет от лампы играет внутри бокала.
— Я пытался добыть дорогую еду для себя и моих оболтусов-друзей, изображая некую весьма знаменитую персону. Однако, несмотря на мое некоторое сходство с этим человеком и надетые дополнительно одежды, я был слишком юн и худ, чтобы эта похожесть была убедительной.
— Не хотите ли вы сказать, что вы пытались изобразить… — начал Берн.
— О да. — Алек поднял на братьев печальный взгляд. — Весьма неразумно я избрал для этого человека, которого мне не следовало изображать. Графу это удовольствия не доставило.
Берн и Дрейкер растерянно заморгали, а затем рассмеялись.
— Боже, ирония заключается в том, что… — Дрейкер задыхался от смеха. — Ваш отец… Могу себе представить…
Смех зазвучал с новой силой, разряжая напряжение.
— Сейчас, после вашего рассказа, я вижу определенное сходство, — проговорил Берн, справившись наконец с приступами смеха. — У вас глаза принца.
— Но зачем вы нам рассказываете об этом? — спросил Дрейкер. — Разве вам настолько безразлично, если об этом кто-то узнает?
— Поверьте, у меня нет желания плодить дополнительные сплетни о себе и моей семье. Но дело в том, что мне нужна ваша помощь, — ответил Алек, и тут же возникшее было между мужчинами расположение снова улетучилось.
Глаза Берна вспыхнули холодным огнем.
— Деньги. Выдумаете склонить ваших богатеньких братьев к тому, чтобы они кредитовали вас, не так ли?
Алек посуровел:
— Я действительно нуждаюсь в деньгах, но не хочу их брать у вас.
Услышав, что Дрейкер презрительно фыркнул, Алек поднялся и в упор посмотрел на братьев:
— Узнав о своем родстве с принцем, я начал собирать информацию о других его побочных детях и выяснил, что мы единственные, кто не извлек выгоды от этого родства. — Алек кивнул в сторону Дрейкера: — Вы стали изгоем общества с того момента, как принца и вашу мать выгнали из имения в Каслмейне. — Алек повернулся к Берну: — Принц наотрез отказался признать ваше родство с ним. Вы обедаете вместе с герцогами в своем клубе, и они, обращаясь к вам, говорят «славный Берн», однако за вашей спиной называют вас «Берн-ублюдок, сын ирландской проститутки».
— Лишь в том случае, если они хотят лишиться языка, — грозно заметил Берн.
Алек неопределенно пожал плечами и продолжил:
— Как вы и предположили, я без денег. Граф промотал все состояние моей матери.
Перед самой смертью граф вложил деньги в рискованное предприятие и прогорел. Из-за его пристрастия к дорогостоящим шарлатанским снадобьям, способным излечить якобы мучившую его болезнь, он лишился и тех денег, которые не успел прибрать к рукам его вороватый управляющий. В результате Алек унаследовал находящееся в руинах поместье и полное отсутствие денег для его восстановления.
— Каждому из нас чего-то недостает. У меня нет денег. — Алек бросил взгляд на Берна: — У вас — легитимного имени. — Затем кивнул в сторону Дрейкера: — Вас не принимают в обществе.
— Какое дело Дрейкеру до общества? — возразил Берн. — Похоже, он вполне доволен тем, что занимается своими делами в Каслмейне.
— Я подозреваю, что его изгнание порой причиняет ему неудобства. — Хотя Дрейкер и нахмурился, Алек отметил про себя, что возражать он не стал. — Разве вы не являетесь опекуном дочери вашей матери, которую та родила виконту? И разве она не приближается к возрасту, когда ей нужно выходить замуж? Вы можете не переживать из-за себя, но, бьюсь об заклад, вы беспокоитесь о ней.
— Да, верно, — пробормотал Дрейкер, — моя сестра замучила меня этой сумасбродной идеей — организовать сезон для нее. Я говорю ей, что из этого ничего не получится. Кто оплатит расходы? И кроме того, после того как мать распространила обо мне столько лживых слухов, к Луизе будут относиться как к прокаженной.
— Но если вы не организуете для сестры сезон, — заметил Алек, — она быстро сбежит с первым встречным, кто выкажет к ней хоть немного чувства.
— Какое это может иметь отношение к делу? — резко спросил Дрейкер.
Алек пристально посмотрел на Берна:
— Если нужны лишь деньги и приглашения, то Берн знает нескольких лордов, которые… гм… обязаны ему, и это поможет уговорить их самих, а также их жен сделать то, о чем мы их попросим.
— Мы?— удивленно переспросил Берн.
— Да, мы. Благодаря нашему общему родителю мы были лишены преимуществ, которые имеют большинство нормальных семей, — дружбы, верности, бескорыстной помощи друг другу. Однако это не должно нас разуверить в успехе. — Воодушевленный тем, как внимательно его слушали, Алек продолжил: — Каждый из нас имеет то, в чем нуждается другой, поэтому я предлагаю создать союз. Мы будем действовать как одна семья — в конце концов, мы единокровные братья. Вместе мы способны изменить наши судьбы. Мы можем помочь друг другу обрести все то, что каждый из нас желает.
Берн вскинул бровь:
— Обратимся к тому, что желаете вы. Но если вы думаете, что я одолжу вам деньги в силу того, что мы все состоим в родстве с принцем…
— Я не хочу никаких кредитов от вас, — перебил Берна Алек. — Граф оставил меня в долгах по самые уши.
— Однако вы должны чего-то хотеть от нас. А поскольку мы определенно не относимся к числу любимцев принца, то вряд ли вы сможете питать надежду на то, что нам удастся получить от него деньги.
— Совершенно не рассчитываю на это, — ответил Алек. — Я вообще сомневаюсь, что принц знает о том, что я его сын, и я предпочел бы, чтобы так все и оставалось. К тому же у него нет такого количества денег, в которых я нуждаюсь.
Дрейкер прищурился:
— О какой сумме вы говорите?
— Чтобы привести Эденмор в достойный вид и отремонтировать дом, чтобы в нем можно было жить… — Алек сделал паузу. — Понадобится, грубо говоря, семьдесят пять тысяч фунтов. Возможно, и больше.
Дрейкер тихонько присвистнул.
— Вы совершенно правы: никто не даст взаймы такую сумму, — сказал Берн. — Я сомневаюсь даже в том, что вы сможете выиграть ее в карты.
— Если попытка занять деньги еще глубже затянет меня в трясину, то игра в карты просто похоронит, — заключил Алек и поставил свой бокал на стол. — Я тщательно все обдумал и пришел к выводу, что выход только один: я должен жениться на богатой наследнице.
