– Помогите мне перенести его в карету. Тетушки позаботятся о нем, пока мы найдем его лошадь.
Ворча на неудобство, Уилсон и Нед отнесли Люсьена к карете и запихнули внутрь, устроив его на кожаном сиденье. Арабелла уже подобрала юбки, чтобы тоже влезть в экипаж, когда Нед внезапно остановился.
– Кровь, – прохрипел он, широко раскрыв глаза и вытянув вперед руку.
Кончики его пальцев были в крови.
Уилсон побледнел, когда Арабелла оттолкнула Неда и забралась в карету. Она неумело попыталась стянуть с Люсьена плащ, дергая тяжелую ткань. Нед поспешил ей на помощь, и вдвоем им удалось снять и плащ, и надетый под ним сюртук.
От тесно облегающих бриджей до замысловатых складок галстука Люсьен Деверо выглядел герцогом Уэксфордом. Только порванная в одном месте рубашка и пятна крови на белоснежной ткани нарушали безупречность его одежды.
Нед покачал головой, с отвращением сморщив нос:
– Никогда не думал, что из герцога может вылиться столько крови. Не надо есть много сладкого.
Бледный от волнения, Уилсон, стоя у дверцы, наблюдал, как Арабелла пытается расстегнуть перламутровые пуговицы жилета.
– Если он умрет, меня повесят.
– Он не умрет, – резко сказала Арабелла. – Я десять лет ждала, чтобы высказать этому назойливому хаму все, что о нем думаю, и не собираюсь ждать дольше.
Уилсону удалось издать слабый смешок.
– Да, таким путем вы убедите его не умирать, мисс. Вы только... – Он замолчал и оглянулся. – Что это?
Сквозь шум ветра послышался лай охотничьих собак. Завывание эхом пронеслось по залитым туманом болотам и рассеялось в ночной мгле.
Уилсон повернул бледное лицо к Арабелле.
– Собаки констебля Роббинса.
«Только не сейчас. Господи, только не сейчас». Арабелла была настолько осторожна, настолько осмотрительна, что никто не догадывался о причине ее поздних поездок. Да поможет им всем Бог, если ее разоблачат.
Не подозревая о ее смятении, Нед почесал подбородок, где в последнее время начал расти пушок.
– Он, наверное, вышел ловить контрабандистов. Я слышал, что он поклялся поймать их до начала зимы.
Уилсон шумно сглотнул.
– Может быть, нам проскочить на полном ходу, мисс? Снова послышался лай собак, и от этого звука стыла кровь в жилах. Арабелла обернулась к Люсьену:
– В Роузмонт, Уилсон. И побыстрее.
Она слышала, как он рявкает, отдавая приказания растерянному Неду. Крепкая рука сжала поводья. Уилсон твердо стоял на ногах, и через несколько секунд экипаж с головокружительной скоростью несся по дороге.
Фонарь раскачивался, свет мерцал на бледном лице Люсьена. Арабелла принялась развязывать галстук, но никак не могла справиться с упрямым узлом. Раздосадованная, она сдвинула галстук в сторону и принялась высвобождать рубашку, разрывая ее, когда та не поддавалась. Добравшись до тела, Арабелла заколебалась.
Она заметила, что Люсьен стал более развит физически. Раньше он тоже был крепким и мускулистым, но Люсьен Деверо, которого она знала, был потакающий своим капризам молодой виконт, в ожидании начала сезона развлекавшийся в деревне.
Невероятно красивый, он был бесстыдным искателем удовольствий и повесой высшей марки, сильным во всех видах спорта, от фехтования до верховой езды. И тем не менее он не обладал той грубой силой, которая чувствовалась в лежащем перед Арабеллой мужчине.
Арабелла взяла край его рубашки и стерла кровь с плеча, чтобы можно было видеть рану. Сук дерева не просто оставил шишку на голове Люсьена, он распорол его плечо, повредив сухожилия и мышцы. Хотя рана и кровоточила не переставая, она не казалась слишком глубокой. Убедившись, что его жизни ничто не угрожает, и успокоившись, Арабелла стала искать, чем бы перевязать плечо, но ничего не нашла.
– Отлично, – пробормотала она. – Придется рвать мою новую нижнюю юбку. Надо было оставить тебя на дороге, Люсьен Деверо, и пусть бы тебя съели мыши.
Сердито хмурясь, она подняла край юбки и оторвала длинную полосу. Потом аккуратно ее свернула и прижала шарфом, завязав его концы как можно туже.
– Ну вот. Это подержится, пока мы доберемся до Роузмонта. Арабелла вытащила из-под сиденья тяжелое одеяло и накрыла Люсьена, подоткнув со всех сторон края. Не столько для его удобства, сколько для очистки своей совести. Ее смущало то, что приходится ехать с ним в одном экипаже на расстоянии вытянутой руки от выпуклых мышц и гладкой золотистой кожи.
Поплотнее завернувшись в плащ, она села в угол кареты и стала горячо молиться, чтобы кролик перебежал дорогу хорошо натасканным собакам констебля Роббинса.
Слабая улыбка тронула ее губы при этой мысли, хотя напряжение не спало. Она была так близка к успеху! Если бы все шло по-прежнему, она за год рассчиталась бы с отцовскими долгами и оплатила счета за лечение Роберта. Можно было бы даже отложить на ремонт Роузмонта. Ей нужно было только время. Время и немного удачи.
Сейчас, кажется, удача отвернулась от нее. Арабелла украдкой из-под ресниц взглянула на Люсьена. Он лежал раскинувшись и что-то бормотал каждый раз, когда колеса попадали на ухаб или в выбоину. Понимая, что это ребячество, Арабелла хотела, чтобы он был в сознании, а она могла позлорадствовать, видя, как ему неудобно.
Громыхающая карета въехала в особо глубокую колею, и Люсьен тихо застонал, а его рука потянулась к раненому плечу. Арабелла наклонилась к нему в тот момент, когда Люсьен коснулся пальцами наспех сделанной повязки. Он нахмурился и попытался от нее освободиться.
Она не уступала, крепко удерживая его руки. Через некоторое время он обмяк и сполз на бок, так что голова его оказалась у нее на коленях. Дышал он поверхностно, но ровно.
Арабелла подождала, пока лоб его разгладился, потом снова подоткнула одеяло. Люсьен выглядел спокойным, густые ресницы лежали на щеках невинно и бесхитростно, как у ребенка.
Но она не обманывалась. Она знала его слишком хорошо. Наклонясь вперед, Арабелла прошептала ему на ухо:
– Если в этот раз ты выживешь, Люсьен Деверо, я убью тебя своими руками.
Люсьен медленно приходил в себя, чувства его были притуплены. Голова удобно покоилась на теплой мягкой подушке, восхитительный запах малины вызывал образы спокойного летнего дня.
Если бы не покачивание и скрип кареты на плохих рессорах, он почти поверил бы, что лежит, удобно устроившись на мягкой кровати, страдая всего лишь оттого, что ночью выпил слишком много бренди.
Он шевельнулся, и острая боль рассеяла его приятные фантазии. Никогда ночь излишеств не причиняла ему впоследствии такой боли. Он поднял руку, пальцы инстинктивно потянулись к плечу.
