– Господи! – Тристан энергично тряхнул головой, затем, вернувшись к реальности, снова сосредоточил взгляд на письмах. То, что лежало сверху, было самым свежим.
Перекладывая письма в обратном порядке, он легко узнал почерк мачехи и стиснул зубы, приготовившись к дурным новостям.
Письмо было датировано февралем, когда он отплыл в Восточную Азию.
«Дорогой Тристан!
С глубоким сожалением сообщаю тебе о том, что твой отец и старший брат одновременно отошли в объятия Творца. Не хочу утруждать тебя подробностями этого трагического происшествия, уважая твою потребность оплакать их безвременную, хотя и не совсем неожиданную кончину.
Твой брат Джеймс получит титул, как только будет завершено официальное расследование. Если ты того пожелаешь и если это принято в Америке, ты сможешь взять титул виконта Стедема.
Мы с Эммалиной переносим случившееся, как и подобает добропорядочным членам семьи.
С самыми теплыми чувствами
Люсинда».
«Не совсем неожиданную кончину»…
У Люсинды определенно был дар к обтекаемым формулировкам. Тристан вздохнул и перечитал письмо еще раз, гадая, как именно они нашли свой конец. Одинаково вероятным казалось и то, что оба напились до полного одурения и сделали нечто идиотическое, например, упали с крыши… либо напились до одурения и в беспамятстве убили друг друга. Настоящая загадка заключалась в том, как им удалось оставаться в живых так долго.
Тристан отложил письмо в сторону. Люсинда не позвала его вернуться в Англию и принять титул на родной земле. Видимо, не простив ему того, что он бежал от нее в самый дальний уголок Соединенных Штатов.
– С глаз долой – из сердца вон, и все такое прочее, – пробормотал он, доставая из пачки следующее письмо. – А вот и мольба о возвращении домой.
Распечатывая письмо от Джеймса, Тристан вздохнул. Милый, славный Джеймс!
Взглянув на дату, Тристан улыбнулся. Май. Почти три месяца. Он не ожидал, что Джеймсу понадобится так много времени для того, чтобы позвать на помощь.
«Дорогой Тристан!
Как мы давно догадывались, отец потратил все свои силы на то, чтобы оставить поместье в полной разрухе; однако мы даже не подозревали о том, насколько глубокую яму он вырыл. Сказать, что поместье балансирует на грани полного банкротства, было бы чудовищным преуменьшением.
Тебе известно, что я никогда не хотел становиться маркизом: мы оба знаем, что у меня недостает ума, чтобы выполнять свои обязанности хоть сколько-то успешно, и к тому же неподходящий характер, чтобы нести подобную обузу.
Мне искренне жаль устраивать тебе такое, но ты гораздо лучше подходишь для этой задачи. Пожалуйста, вспомни годы нашего детства и не слишком сильно вини меня в моей трусости.
Твой любящий брат
Джеймс».
Тристан перечитал последнюю строчку, его руки дрожали. Нет! Джеймс не стал бы такого делать.
Он отшвырнул листок и поспешно схватил следующее письмо – снова от Люсинды.
«Дорогой Тристан!
С глубоким сожалением и печалью я вынуждена снова написать тебе, сообщая о трагедии в семье. Вчера утром твоего брата Джеймса нашли утонувшим в Темзе…»
Там было написано еще что-то, но Тристану не хотелось читать дальше: отбросив письмо и вытирая слезы, он взялся за доклад поверенных его семьи, и сразу выражение соболезнования холодом резануло по сердцу. Мрачные подробности, которые шли дальше, окончательно выбили почву у него из-под ног.
Лондон, Англия
Март 1886 года
Выбор был прост: или выкурить сигару, или кого-нибудь убить. Симона втянула пламя в кончик туго скрученных табачных листьев сигары, выдохнула с глубочайшим облегчением и загасила спичку. В конце концов, решила она, засовывая обгоревшую спичку в землю и прислоняясь к стене, окружавшей сад, есть немало людей, от смерти которых мир только выиграет. Вот только вряд ли кто-то из оставшихся сочтет нужным посмотреть на это с такой точки зрения.
Сквозь освещенный лунным светом сладковатый дымок Симона посмотрела на распахнутые двери особняка и покачала головой. Очередной вечер; очередной бал. Третий вечер ее первого официального сезона, а она уже безумно скучает.
Она выгнула бровь, глядя, как лорд Пух-и-Прах выходит на террасу и направляется прямиком в густую тень, где супруга лорда Перезвона отдыхала от головокружительного веселья и патологически ревнивого взгляда мужа.
Такова тайная жизнь аристократии! Симона выдохнула струю дыма и невесело улыбнулась. Если ее поймают курящей в саду, то новость разнесется по всему Лондону за час. Конечно, никто не будет удивлен, но всеобщий восторг от неопровержимого доказательства ее низкого происхождения неизбежен.
Симона вздохнула и стала наблюдать за тем, как лорд Пух-и-Прах прижимает леди Перезвон к балюстраде, одновременно пытаясь высвободить ей груди и заставить подавиться его языком. Если их застигнут за этим, то последует только негромкое покашливание и поспешное приведение в порядок одежды, никто никогда не узнает об этом неловком моменте.
А вот если их поймает сам лорд Перезвон – о, тогда последует весьма гадкая сцена! Он будет негодовать на изменнический и неверный характер жены, изобьет Пух-и-Праха, превратив в кровавое месиво, и уволочет леди Перезвон за волосы домой, где и запрет на ближайшую пару веков. Та будет подумывать, не выброситься ли ей из окна верхнего этажа, и лорду Перезвону даже в голову не придет, что есть нечто лицемерное в его продолжающихся еженедельных визитах в Уайтчепел и к мадам с простынями из гуттаперчи.
И никто из аристократов даже ни слова обо всем этом не скажет публично.
– А с чего им это делать? – прошептала Симона, со вздохом заталкивая окурок сигары в землю рядом со сгоревшей спичкой. – Ведь для сплетен и пересудов у них есть я!
Выудив из ридикюля мятную пастилку, она вышла из-за цветущего куста, где только что укрывалась, и пошла по дорожке, ведущей к особняку. Какие только муки ни соглашаешься вынести ради приличий и своих родных… Мучительно неудобная одежда, идиотские туфли и бессмысленные разговоры были уже достаточно неприятны, а когда к ним прибавлялись еще и жаркие бальные залы… Право, она уже заслужила медаль за терпение!
Подобрав юбки, Симона поднялась по ступеням террасы, игнорируя то, что творилось в полутемном углу, и остановилась в паре шагов от ярко освещенного зала. Резким движением открыв веер, она попыталась создать прохладный ветерок, разглядывая чрезмерно разукрашенное драгоценностями и притворно благопристойное собрание. Светский сезон в Лондоне на самом деле длится всего несколько месяцев, поспешила напомнить себе она, так что, возможно, ей удастся его выдержать.
