— Андора, я сделала для вас не меньше. С тех самых пор, как ты вышла за Ферда, кроме меня, у тебя была и другая прислуга, тебе никогда не приходилось ни готовить, ни стирать, ни гладить, ни даже вставать к собственным детям, если они просыпались по ночам.
— Я… я готовила.
— Только изредка, для забавы.
— Но Ферд платил тебе за работу кухарки! Кристин начала терять терпение, и в ее голосе появились нотки раздражения:
— Платил — доллар в месяц!
— Если бы не Ферд, тебе было бы негде жить. Будь у тебя в душе хоть капля благодарности, ты бы отдала деньги ему. Ты… злобная, эгоистичная, ты настроила против меня дочерей!
— Андора, ты их просто балуешь. Они вырастут точно такими, как их мать.
— И что же в этом плохого? Зато они не станут старыми девами вроде тебя! — злобно прошипела Андора.
Кристин взглянула на невестку. Та сидела на диване, промокая глаза изящным носовым платочком с кружевной отделкой — кстати, тоже сшитым руками Кристин.
— Андора, — нерешительно проговорила девушка, — я раньше об этом не задумывалась, но, может быть, я действительно иногда вела себя как эгоистка. Мне нравилось ухаживать за девочками, но досадно было видеть, что они привыкают считать себя центром вселенной и никого не любят. Мне нравилось также вести хозяйство — я даже гордилась, что так хорошо справляюсь, но теперь понимаю: ты от этого становилась еще более безответственной и беспомощной. Боюсь, я действительно кое в чем была не права.
— Попридержи язык! — крикнул Ферд. В сердцах он шлепнул себя ладонями по ляжкам. — Ты не имеешь права отчитывать Андору!
— Я имею на это не меньшее право, чем она — отчитывать меня.
— О! Я… я вовсе не беспомощная. Ферд любит меня такой, какая я есть! А ты все испортила. Кто теперь будет водить девочек на уроки музыки и… как же мое платье? Оно не будет готово к четвертому! Теперь уже все мало-мальски стоящие портнихи заняты. — Андора в слезах бросилась вон из комнаты.
Кристин вздохнула.
— Ты могла бы попытаться сшить его самостоятельно.
— Сейчас же прекратите препираться! — рявкнул Ферд. Он с непривычной для себя жесткостью набросился на сестру: — Отец баловал тебя с самого рождения. То, что он дал тебе образование, — огромная ошибка. А моя ошибка — что я продолжил это после его смерти.
— После папиной смерти моя учеба не продлилась и года, — напомнила Кристин. — Вскоре после женитьбы на Андоре ты понял, что она, хоть и красавица, совершенно не способна заниматься домашним хозяйством.
— Если бы последние десять лет ты ходила за плугом или доила коров, как твои кузины, тебе в голову не лезли бы столь нелепые идеи.
— Ферд, мне бы не хотелось уезжать вот так — в ссоре.
— Ты никуда не поедешь.
— Ферд…
— Я свое слово сказал, и ты не посмеешь мне перечить. Кроме того, я уже отправил письмо одному адвокату, у которого имеется на примете человек, заинтересовавшийся землей, — пусть приедет и изложит свои соображения. Разумеется, я не собираюсь хвататься за первое, что он предложит, но хотя бы смогу прикинуть, сколько может стоить та земля.
— Ты не имел права так поступать, не посоветовавшись со мной!
— Как глава семьи, я счел себя вправе так поступить. И закончим на этом, я больше не желаю ничего слышать. Гнев придал Кристин смелости.
— Ты и не услышишь.
— Я полагал, ты проявишь больше благоразумия.
— Ферд, не думай, что я не ценю все, что ты для меня сделал. Но на сей раз решать не тебе, а мне. Завтра утром я уезжаю в Монтану.
Ферд, казалось, был ошеломлен этим заявлением. Его брови поползли вверх. Он был заметно выше сестры, но покатые плечи и брюшко как бы убавляли его рост. Широко расставив ноги, он подался вперед и выпятил подбородок.
— Да? И где же ты возьмешь деньги на железнодорожный билет? — спросил он с притворным равнодушием.
— Мне дал взаймы кузен Густав. Он подвезет меня до О-Клэра, где я пересяду на поезд.
На этот раз Ферд молчал довольно долго. Кристин с беспокойством наблюдала, как он весь напрягается — словно каменеет. Девушка невольно поднесла ладонь к губам. Она еще не видела брата в такой ярости. Он сжал кулаки, лицо его пошло красными пятнами, а губы побелели. На мгновение ей даже показалось, что он ее ударит.
— Густав?! Я не удивляюсь, что этот прохвост полез не в свое дело. Раз уж денежки Ярби достались не ему, он постарается, чтобы и я их не получил.
— Но дядя не оставил наличных, — невозмутимо возразила Кристин. — Только участок земли «Аконит». Как знать, может, ему грош цена.
— Значит, его слова для тебя весомее моих, и ты решилась на свой страх и риск ехать в это Богом забытое место, где скорее всего окажешься в каком-нибудь публичном доме? Порядочные женщины не путешествуют в одиночку. Тебе не хватит ума, чтобы самой о себе позаботиться! — К концу своей тирады Ферд перешел на крик, а лицо его вновь побагровело.
— Похоже, ты не очень-то высокого обо мне мнения? Ферд был в такой ярости, что уже не слышал ни слова из сказанного сестрой.
— Ты опозорила меня перед всем городом. Все вообразят, что я окончательно спятил, раз отпустил тебя одну в такую глушь. Если ты посмеешь уехать — после всего, что мы с Андорой для тебя сделали, — никогда больше не появляйся на пороге моего дома!
— Зачем ты так, Ферд?!
— И не смей показываться в нашем городе. Нам и без того будет непросто смыть позорное пятно — твое предательство.
— Ты мой ближайший родственник, Ферд, и нам негоже так расставаться.
Брат повернулся к ней спиной и направился к двери.
— Ферд!
Он не ответил.
— Ферд! — снова окликнула его Кристин.
Не говоря ни слова и даже не оглянувшись, он стал быстро подниматься по лестнице.
Кристин еще долго стояла с поникшей головой.
Предательство. Слова брата могли означать только одно: он уже успел похвастаться перед друзьями землей в Монтане, которую получил в наследство. А теперь все узнают, что наследство-то оставлено вовсе не ему, а его сестре. Кристин расправила плечи; да, она решила сама позаботиться о будущем — так с какой стати ей теперь чувствовать себя виноватой? А если Ферд утратит уважение знакомых — что ж, сам виноват.
Медленно, зная, что делает все это в последний раз, Кристин заперла на ночь входную дверь — как каждый вечер на протяжении последних десяти лет — и прошла в свою комнату рядом с кухней. Когда семья увеличилась, пришлось переделать большую буфетную в спальню, и Кристин с радостью переселилась из детской в эту небольшую, но уютную комнатку.
На спинке стула висело серое платье, которое она собиралась надеть в дорогу; под ним стояли добротные черные туфли. На стуле лежали подготовленные для поездки нижнее белье, шляпа и темная Шаль — девушка решила, что шаль ей пригодится, поскольку Густав говорил, что в поездах обычно бывает грязно, пыльно и дымно. Остальную одежду она сложила в дорожный сундук, туда же спрятала семейные фотографии, которые Ферда нисколько не интересовали, а также личные вещи, простыни и полотенца. Сверху Кристин уложила все необходимое для шитья и письменные принадлежности. В этот сундук, чемодан и ковровый саквояж поместилось все ее имущество. В сумку Кристин сложила туалетные принадлежности и пистолет — его дал ей Густав, настоявший на том, чтобы девушка не путешествовала безоружной. Кузен научил ее заряжать пистолет и стрелять из него — они несколько раз специально уходили для этого в лес.
