— В игру, мама? — переспросила Каролина, явно обрадовавшись. — Каро будет играть?
— Да, дорогая. Какая ты хорошая девочка. Ты моя сладкая, любимая Каро. А теперь поцелуй маму.
Она страстно прижала девочку к груди, затем положила ее в ящик и попросила наклонить головку, чтобы можно было закрыть крышку. Затем леди Гвендолин села сверху, расправила атласную юбку, глубоко вздохнула и наконец решилась отодвинуть кожаную штору и выглянуть наружу.
Теперь шел настоящий дождь, тьма сгустилась, но мерцающий свет каретных фонарей позволял разглядеть, что происходило на дороге.
Она увидела Генри, стоявшего не далее чем в трех футах от дверцы кареты, к ней спиной, с поднятыми руками, в то время как один из разбойников держал пистолет, направив его в грудь графа.
Второй стоял рядом. Ее драгоценности сверкали на его перчатке; в другой руке грабитель держал пистолет, наставив его на кучера Джона, старика настолько робкого и беззащитного, что леди Гвендолин не раз просила мужа его уволить. И была права. Если бы Джон не был глух и услышал выстрелы, он мог бы подстегнуть лошадей, и они были бы сейчас дома, в тепле и безопасности, вместо того чтобы находиться на большой дороге, во власти разбойников.
Леди Гвендолин вздрогнула, чувство беспомощности снова охватило ее. Почему так долго? Неужели они собираются обыскивать карету? Но зачем им это делать? Они уже получили драгоценности и все деньги.
Она прижала пальцы к стеклу, как бы желая прикоснуться к мужу.
И тут разбойник, державший в руке драгоценности, приподнял дуло пистолета и выстрелил. Она скорее поняла, чем увидела, что Джон свалился на дорогу, потому что смотрела на мужа, который опустил руки и повернулся лицом к кучеру и к ней.
— Гвен! — крикнул он, сделав шаг по направлению к ней, и она увидела его лицо в слабом свете фонаря — такое любимое и испуганное. — Выйди с той стороны. Беги! Беги в лес!
Бежать? Взять Каро и бросить его? Никогда! К тому же если бы даже она захотела повиноваться мужу, она не смогла бы этого сделать.
Она не могла пошевелиться.
Не могла дышать.
Все, что она могла, — это смотреть. Она была парализована страхом, ее пальцы все еще касались холодного стекла. И в этот момент прозвучал еще один выстрел. Генри упал на дорогу, ударившись о бок кареты.
— Генри — нет! — Леди Гвендолин потянулась к щеколде, пренебрегая предостережением графа, забыв о ребенке, о собственной безопасности. Она распахнула дверцу, которую ее муж, ее защитник, закрыл за собой минуту назад — но с тех пор прошла целая вечность.
Она пыталась осознать ужасающую реальность: ее муж лежал у ее ног, лицом в грязи, и темное пятно расползалось по его спине.
— Генри! О Боже — Генри! — Она подняла голову и закричала, обращаясь к разбойникам, резким голосом, на грани истерии:
— Мы дали вам все наши деньги, все наши драгоценности! Мы отдали вам все! И вы убили его! В этом не было никакого смысла, никакой нужды! Почему? Почему вы это сделали?
Человек, который разрядил свой пистолет в седьмого графа Уитхемского, снял свою черную маску, открыв злобно улыбающееся лицо, и приблизился к леди Гвендолин:
— Добрый вечер, Гвен. Отвратительная погода, не так ли?
Она смотрела на лицо, освещенное каретными фонарями, не в силах понять, откуда он взялся, неспособная объяснить его поступок. Потом взглянула на тело мужа и невольно вздрогнула, прежде чем обратить непонимающий взгляд на убийцу лорда Генри.
— Но почему? Почему?
Она продолжала смотреть, как этот человек, — человек, которого она знала, которому доверяла, — делает еще один шаг вперед и медленно достает из-за пояса третий пистолет с длинным стволом…
Книга первая
ВОПРОС ЧЕСТИ
Октябрь 1815 г.
Случай — это условное название Провидения.
Шамфор
Мы умираем только раз, но так надолго!
Мольер
Лорд Джеймс Блейкли был уверен, что его племянник не счел бы сцену, устроенную в его честь, особенно веселой. Все было рассчитано на то, чтобы выбить его из колеи, посеять в нем дурные предчувствия. Впоследствии, когда тело дяди станет холодным и неподвижным, у Моргана Блейкли будет возможность сплясать жигу на его могиле.
Если он сможет.
Но сейчас плясать будет лорд Джеймс — так, как ему захотелось.
Готовясь к этой встрече, он продумал все до мелочей, продумал свою — разумеется, главную — роль до последних деталей. Мрачная, похожая на хлев спальня как нельзя лучше отвечала поставленной задаче: сыграть последний, смертельный фарс.
Лорд Джеймс издавна привык удовлетворять свои сексуальные потребности в низком обществе: чем дальше партнерша от светского круга, тем лучше. Такого рода женщины не возражали, когда игра принимала грубые формы. По крайней мере, они никогда не выказывали своего отвращения — за те деньги, которые он платил, чтобы удовлетворить свои аппетиты.
И если он испортил жизнь одной-двум круглозадым шлюхам, то что из этого? Ничто не вечно. Всем суждено умереть.
Он уже видел собравшихся вокруг демонов: они затаились в дальнем углу, прижались к потолку, потирая когтистые лапы, готовые схватить его, вытрясти душу из тела и погрузить ее в глубины преисподней.
Но не сейчас. Нет. Время еще не настало. Ему кое-что нужно сделать — сотворить последнее зло.
Лорд Джеймс облизал иссохшие, потрескавшиеся от лихорадки губы и оглядел комнату. Его аудитория состояла из одного человека. В этот октябрьский вечер в комнате пахло плесенью. Бархатные шторы болотного цвета задвинуты наглухо; тяжелая мебель в стиле Тюдор кажется особенно массивной на фоне увешанных коврами стен; дрова в большом камине лишь тлеют, вместо того чтобы весело потрескивать и давать тепло.
На хороших дровах можно разориться. Дым и шипение сырой древесины делали жизнь в этой комнате крайне неуютной, но создавали подходящий антураж для смерти.
Мир снаружи, за окнами, как нельзя лучше соответствовал замыслу, словно сама природа помогала обставить сцену. Весь день шел тяжелый проливной дождь. Пятна сырости отчетливо проступили на потолке, усилился запах плесени.
Лорд Джеймс слышал лишь, как капала вода с потолка в шесть ведер, расставленных на протертом ковре, да свой зловещий, неотвязный кашель. Он только что закончил рассказ, призванный развлечь гостя, — маленькую повесть о своей связи с дочерью местного крысолова.
Вульгарность повествования как нельзя лучше соответствовала неэстетическому занятию — умиранию. Он, лорд Джеймс Блейкли, стремительно разрушающийся, но обладающий несломленной злой волей, сделает все от него зависящее, чтобы его уход из жизни оказался как можно более мучительным для гостя. Всего несколько дней или даже часов отделяют его от земляной постели, но ради этого не стоит изменять своим давним привычкам.
