Впрочем, Жибасье действовал так скорее для очистки совести, ибо был убежден, что после падения, свидетелем которого он явился, пострадавший нуждается скорее в утешениях священника, чем в помощи попутчика.
К своему величайшему изумлению, он увидел, что г-н Сарранти цел и невредим, а у форейтора всего-навсего вывихнуты плечо и нога. Но если Провидение, словно заботливая мать, хранило людей, оно отыгралось на лошадях: одна расшиблась насмерть, у другой оказалась перебита нога. Карета тоже пострадала: одна ось была сломана, а тот бок, на который завалился экипаж, был разбит вдребезги.
О том, чтобы продолжать путешествие, не могло быть и речи.
Господин Сарранти отпустил несколько ругательств, что свидетельствовало о его далеко не ангельском характере. Однако ему ничего другого не оставалось, как смириться, что, он, разумеется, и сделал бы, если бы не мадьяр Жибасье; тот на странном языке, смеси французского с немецким, предложил незадачливому попутчику пересесть в его экипаж.
Предложение пришлось как нельзя кстати, да и сделано оно было, как казалось, от чистого сердца. Господин Сарранти принял его не раздумывая.
Багаж г-на Сарранти перенесли в карету Жибасье, форейтору обещали прислать помощь из Нанси (до города оставалось льё с небольшим), и скачка продолжалась.
Путешественники обменялись приличествующими случаю выражениями. Жибасье не был уверен, что говорит на чистом немецком; подозревая, что г-н Сарранти, хоть он и корсиканец, владеет этим языком в совершенстве, Жибасье старательно избегал расспросов и на любезности своего попутчика отвечал лишь «да» и «нет», причем акцент его становился все более французским.
В Нанси карета остановилась у гостиницы «Великий Станислав»; там же находилась почтовая станция.
Господин Сарранти вышел из кареты, рассыпался в благодарностях и хотел было откланяться.
— Вы совершаете оплошность, сударь, — заметил Жибасье. — Мне показалось, что вы торопитесь в Париж. Вашу карету до завтра починить не успеют, и вы упустите целый день.
— Это тем более прискорбно, — согласился Сарранти, — что такое же несчастье приключилось со мной, когда я выезжал из Регенсбурга, и я уже потерял целые сутки.
Теперь Жибасье стало ясно, почему г-н Сарранти задержался с прибытием в Штейнбах, что заставило поволноваться мнимого мадьяра.
— Впрочем, — продолжал г-н Сарранти, — я не стану дожидаться, пока починят мою карету: куплю себе другую.
И он приказал станционному смотрителю подыскать ему экипаж, причем все равно какой: коляску, двухместную карету, ландо или даже кабриолет — лишь бы можно было немедленно отправиться в путь.
Жибасье подумал, что, как бы скоро это приказание ни было исполнено, он успеет поужинать, пока его попутчик осмотрит новый экипаж, сторгуется и перенесет в него свой багаж. Наш осмотрительный герой никогда не упускал возможности подкрепиться, а у него с восьми часов утра, то есть с самого Келя, и крошки во рту не было (хотя в случае необходимости его желудок мог соперничать в воздержанности с желудком верблюда).
Очевидно, г-н Сарранти счел за благо последовать примеру благородного мадьяра; и вот оба путешественника, как и утром, сели за разные столы, звякнули в колокольчик, подзывая официанта, и с интонацией, указывавшей на похвальное единство во взглядах, приказали:
— Официант, ужинать!
II
ГОСТИНИЦА «ВЕЛИКИЙ ТУРОК» НА ПЛОЩАДИ СЕНТ-АНДРЕ-ДЕЗ-АР
Для тех из наших читателей, кого удивило то обстоятельство, что г-н Сарранти отклонил предложение г-на Жибасье — столь приемлемое для человека, который торопится, — скажем: если и есть кто-нибудь хитрее сыщика, преследующего человека, так это именно преследуемый.
Возьмите, к примеру, лисицу и борзую…
В душе у г-на Сарранти зародились пока еще неясные подозрения относительно этого мадьяра, что так плохо говорит по-французски, но в то же время вразумительно отвечает на все вопросы, и, напротив, когда к нему обращаются по-немецки, по-польски или по-валашски (а этими тремя языками г-н Сарранти владел в совершенстве), тот невпопад отвечает «ja» или «nein»[1], сейчас же кутается в свою губу и прикидывается спящим.
После того как г-н Сарранти был вынужден проехать в его обществе полтора льё от места, где разбилась карета, до гостиницы, где только что был заказан ужин, он лишь укрепился в своих подозрениях и решил во что бы то ни стало обойтись без помощи любезного, но весьма скупого на слова попутчика.
Вот почему он потребовал новый экипаж, не имея возможности дожидаться, пока починят разбитую карету, и не желая продолжать путь в обществе благородного венгерца.
Жибасье был слишком хитер, чтобы не заметить этого недоверия, и тут же, прямо за ужином, приказал немедленно закладывать лошадей, объяснив это необходимостью прибыть на следующий день в Париж, где его с нетерпением ожидает посол Австрии.
Когда карета была готова, Жибасье, величественно выпрямившись, кивнул на прощание Сарранти, надвинул меховой колпак по самые уши и вышел из гостиницы.
Раз г-н Сарранти торопится, вполне вероятно, что он выберет кратчайший путь, во всяком случае до Линьи. Там, очевидно, он оставит Бар-ле-Дюк справа и по ансервильской дороге отправится через Сен-Дизье в Витри-ле-Франсе.
А вот что будет после Витри-ле-Франсе? Отправится г-н Сарранти в объезд через Шалон или изберет прямой путь через Фер-Шампенуаз, Куломье, Креси и Ланьи?
До Витри-ле-Франсе разрешить этот вопрос г-ну Жибасье было не под силу.
Он приказал ехать через Туль, Линьи, Сен-Дизье, однако в полульё от Витри остановил форейтора, посовещался с ним, и спустя несколько минут его карета оказалась на боку с перебитой передней осью.
Жибасье провел полчаса в этом плачевном положении, так хорошо известном и, следовательно, столь же хорошо понятном г-ну Сарранти, почтовая карета которого показалась наконец на подъеме.
Подъехав к опрокинутому экипажу, г-н Сарранти выглянул из кареты и увидел на дороге мадьяра: призвав на помощь форейтора, тот безуспешно пытался привести свой экипаж в порядок.
Со стороны г-на Сарранти покинуть Жибасье в подобном затруднении было бы нарушением всяких приличий, ведь при таких же обстоятельствах Жибасье предоставил в его распоряжение собственный экипаж.
Итак, он предложил мадьяру место в своей карете, что Жибасье и принял с замечательной скромностью, предупредив, что будет стеснять своим присутствием его превосходительство г-на де Борни (под этим именем путешествовал г-н Сарранти) только до Витри-ле-Франсе.
