— Письмо доставлено час назад.
— Завтра как раз четырнадцатое июля, — продолжил Наполеон. — Тот самый день, когда пала Бастилия, что помогло нам ступить на путь славы. И это будет слава, господа, — прекрасная английская слава, которая хранит нас сейчас. Я заверю британского капитана, что приду к нему с миром, чтобы преклонить колени перед англичанами. Как Фемистокл, афинский полководец, отправленный в ссылку после победы над персами, я ищу убежища от моих врагов и отдаю себя под защиту регента.
— Вы уверены, что они вам поверят? — спросил англичанин.
— А почему бы и нет? Из моих сорока шести лет тридцать пять я провел в сражениях. Вряд ли Веллингтон, мой ровесник, провел в битвах хотя бы половину этого времени. Тем не менее он утверждает, что не прочь поселиться в какой-нибудь английской деревушке. Как видите, он уже создал иллюзию послушания, не так ли?
— Вы тоже хотели бы прикрыться иллюзией? — спросил Киприани у англичанина, растянув губы в злорадной усмешке. — Надеюсь, вы не ждете, что мы откроем вам все наши тайны, капитан? Ведь в этом случае они перестали бы быть тайнами.
Все знали, что Киприани не доверяет английскому наемнику, несмотря на то что сам нанял его корабль, чтобы помочь императору бежать с Эльбы. Англичанин тоже не доверял Киприани и был настроен по отношению к нему враждебно. Всех удивляло, что они до сих пор не сошлись в смертельной схватке. Кто-то их удерживал. И только сейчас стало ясно, кто именно. Бонапарт поднял руку.
— Хватит состязаться в том, кто кого переплюнет, — сказал Бонапарт раздраженно. — А сейчас можете идти. Мне нужно побыть одному, обдумать покаянное письмо британскому капитану. Кипи, вам удалось найти какое-нибудь вино на этом Богом забытом острове?
— Вас устроит бутылка вашего любимого «Констанс»? Бонапарт нетерпеливо махнул рукой и, как только офицеры вышли, взял у Киприани тяжелую зеленую бутыль, — Вы ни разу не обманули моих ожиданий. Не так ли, друг мой? — задумчиво проговорил Наполеон, переходя на корсиканский диалект, на котором они всегда разговаривали, оставаясь наедине.
— И впредь не обману, — пообещал Киприани. — Позвольте мне убить его прямо сейчас. Он нам больше не нужен.
— Э-э… Возможно, он нам еще понадобится. Мне сообщили, что англичане увеличили вознаграждение за его поимку. Они хотят привлечь его к суду, как и меня. Вы полагаете, он в курсе наших планов?
— Мы были бдительны и лишнего при нем не говорили. В своем письме ваш брат не упоминал ничего особенного, хотя не стоило называть некоторые имена. Это могло… — Киприани осекся, уставившись на стол. — Письмо. Вы убрали его, сир?
Бывший император Франции обернулся, оглядел стопки документов и карт, лежащих на столе.
— Нет. Оно, должно быть, где-то здесь. Киприани стал искать среди документов, но его поиски ничего не дали.
— Письмо пропало. Он стоял у двери, когда все вошли, но когда я позвал камердинера, чтобы тот принес ваше вино… — его глаза вновь скользнули по столу. — он стоял здесь. Он мог взять письмо. Он взял его. Я в этом не сомневаюсь.
— О, будет вам. Кипи. В присутствии офицеров? Холодный, суровый взгляд Киприани остановился на хозяине.
— Уверен, он способен украсть у змеи глаза так, что она даже не заметит.
— Тогда лучше убить его, — согласился Бонапарт, сжимая горлышко бутылки. Он едва удержался, чтобы не швырнуть ее о стену. — Убейте его и заберите письмо, так как это не шутки, Кипи. Ведь речь идет о нашей окончательной победе!
Она подумала, что он мертв. Его безжизненное тело слегка покачивалось в мелкой заводи. Мощная спина и плечи были в царапинах и шрамах, а кожа стала желтой, как пергамент. Сквозь тонкие льняные кальсоны до колеи просвечивало тело, и она даже разглядела его ягодицы и впадинки внизу спины.
От созерцания этого мертвого тела на нее нахлынула волна отвращения. На его разомкнувшихся под напором соленой воды лиловых губах выступила пена.
Аннели Фэрчайлд в испуге отпрянула. Она обвела взглядом берег до самой линии гор, опасаясь увидеть по крайней мере еще дюжину трупов среди камней, но вокруг было пусто. Ночной туман постепенно рассеивался под лучами восходящего солнца. Аннели не слышала ни сигнала, который мог бы означать, что какой-то корабль сбился с курса, ни звона церковных колоколов, сзывающих селян.
И все же этот мужчина наверняка с какого-то корабля. За двадцать лет вражды с Францией Торбей стал важным морским портом, прямо за выступом Берри-Хэд. К Торбею примыкали три городка: Бриксгем, Пейнтон и Торки. В прибрежных водах постоянно курсировали суда, и жители деревень рассказывали истории о выброшенных на берег телах.
Но этот был жив.
Аннели снова посмотрела на него. Густые темные волосы упали ему на лицо. Глаза с длинными ресницами были закрыты. Он был великолепно сложен: широкоплечий, мускулистый — именно такие взбирались на высокие мачты кораблей. Одна его рука, побелевшая от влаги, лежала на песке. Вторая, сжатая в кулак, покоилась под головой. Возможно, это и спасло его от гибели.
Если спасло.
Аннели оглянулась. Душа ее снова пришла в смятение. Бухточка была крошечной и глухой. Берег меньше полумили длиной вился вдоль кромки воды, слишком мелкой для якоря и слишком бурной для установки рыболовных сетей. Бухту окружали крутые известняковые утесы, в проемах и трещинах обитали крикливые чайки. Сейчас почти все они белыми облаками кружили в небе, словно хотели узнать — жив он или мертв.
Уиддиком-Хаус находился наверху, на утесе. К нему бежала узкая тропинка, проторенная в скале сильными ветрами и песками еще в незапамятные времена. Даже будь Аннели мужчиной, у нее все равно не хватило бы сил перенести неподвижное тело на вершину утеса. Придется сходить за подмогой, хотя, вернувшись, она вряд ли застанет тело на месте.
Прилив дюйм за дюймом поглощал гравий. Девушке даже пришлось отступить на шаг, чтобы не замочить туфли. Вдали, за бегущими барашками, где небо заволокла дымка, поверхность была гладкой, как простыня, но Аннели знала, что спокойствие это может оказаться обманчивым. Не один корабль, оказавшись в непосредственной близости от берега, разбивался о камни.
Однако надо принимать решение. Аннели вытерла руки о юбку и снова приблизилась к телу. Но тут же отскочила — ее обдало холодной волной. Ей снова стало не по себе, когда она взглянула на неподвижное тело.
— Время, проведенное с двоюродной бабушкой Флоренс, пойдет тебе только на пользу, — пробурчала она, повторив то, что сказала ей мать неделю назад. — Море успокоит тебя, приведет твои мысли в порядок.
Собравшись наконец с духом, Аннели наклонилась и просунула руки мужчине под мышки, пытаясь сдвинуть с места. Она не выглядела хрупкой, но он казался в сравнении с ней гигантом. Три раза пыталась она вытащить его на берег и сама едва не свалилась в воду, прежде чем отказалась от намерения тащить его за руки. В ее туфлях уже хлюпала вода, юбка намокла.
