Он откланялся его преосвященству, благоговея пред великим человеком,
благодетелем детей церкви. Но как только дверь за Фраем закрылась и молодой пастор
легкой, возвышенной (а может и окрыленной) походкой прошествовал в конец коридора,
друг епископа, случайно приехавший в гости и слышавший разговор о приходе, заметил:
– А ведь вы, ваше преосвященство, не обмолвились, что приход за пять лет сменило
семь священников. Не надобно ли, в таких случаях, предупреждать о странностях
подобных мест?
– Что вы, милейший друг, – удивился епископ Глостерский. – Если уж быть предельно
честными со всеми агнцами, они подымут бунт. Я же предлагаю ему место
священнослужителя, и его отцу не придется и пальцем пошевелить в обустройстве сына.
Да где еще Уэнсли разрешат или предоставят такое заманчивое место? Семьсот фунтов в
год – небывалый доход.
– Ну а что вы скажете, милорд, по поводу слухов, что частенько доносятся из тех
краев? Городок Дарквудс только на карте обозначен, как захолустный городишко, вот
только долина черных рощей на самом деле такою не является. Еще лет двадцать назад
там произошли скандальные пропажи достопочтенных господ, а самоубийства и вовсе в
обиходе.
– Я не верю до конца, что все упомянутое – правда. Не спорю, последний священник
сошел с ума, а его помощник загадочным образом скончался: его обезображенное тело
выбросило рекою на западных равнинах. Но ведь это может быть и человеческих рук дело.
– Этот паренек тоже недолго продержится. Уж больно слабая натура, да еще весь
такой испуганный да замкнутый.
– Выпьем за его удачу, милейший друг, – более фривольно ответил епископ, доставая
первосортный портвейн из тайных уголков рабочего стола.
Господа поговорили и забыли, предоставив молодому пастору самому во всем
разобраться. А сам упомянутый священник, тем временем, нанял кеб, чтобы добраться до
станции омнибусов, пересел в вышеупомянутый транспорт и уже назавтра добрался до
родных краев. Железную дорогу даже в проекте не расчертили из-за скалистой местности,
но добирался молодой человек комфортно.
Его встречала обеспокоенная сестра и невозмутимый отец. Фрай придерживался
семейных уз, и как бы было не тяжело сейчас покидать все знакомое, новая жизнь
открывала новые горизонты.
– Как прошел разговор с епископом? – поинтересовался старик. – Получилось
выудить себе местечко?
– Епископ Глостерский посвятил меня в сан и предложил только что освободившийся
приход в небольшом городке, семьсот фунтов в год, представляете!
– О! – издала восклицание сестра, но тут же стыдливо опустила голову, девушке не
полагается бурно выражать свои эмоции.
– Значит, помнят еще великую славу рода Уэнсли, – возгордился старик. – Скоро сам
граф заговорит о нас почтительней. А сейчас это нужно отметить. Мария прикажи сегодня
подать штропшот 18** года, да холодные закуски. На ужин пусть миссис Лэнси поджарит
гуся. Я знаю, что это для воскресного обеда, но мой сын принял сан – великое благодеяние
для семьи – и возможно в воскресенье он произнесет свою первую проповедь. Так что гуся
подавайте уже сегодня.
– Нет, батюшка, в это воскресенье я еще проповедовать не буду. Но как только я
обустроюсь, не буду медлить со своим назначением.
– Все равно, гуся мы съедим сегодня, – гордо молвил старик Уэнсли.
Мария четко выполнила указания отца. Хотя с миссис Лэнси пришлось повоевать:
упрямая кухарка нарекала на недостающие руки; и что давайте перебьем всю птицу уже
сейчас, а на следующей неделе начинаются приготовления к майскому празднованию в
округе, а у них только горох из еды останется. Что ж, Марии не в новинку было помогать
сварливой кухарке, особенно, когда дело казалось незапланированных пиршеств. Сегодня
девушке пришлось самолично ощипывать гуся, а днем ранее готовить десерты, а там поди
и еще чего стряпать. Прислуга, при таком попустительстве, эксплуатирует хозяев. Миссис
Уэнсли отошла в мир иной уж пять лет как. Молодую девицу на пару лет сдали в пансион
для образованных барышень, но к ее пятнадцатилетию отец вызвал ее вести домашние
дела. В суматохе, милое создание все же успело черкнуть письмо тете Розерри, чтобы они
по возможности приехали увидеться с Фраем перед его отъездом. Тетя Розерри (жена
младшего брата Уэнсли – заместителя декана) поддерживала отпрысков Уэнсли-старшего.
Бездетная чета, не обремененная наследниками, принялась опекать осиротевших
племянников. Правда, дядя не мог влиять на Фрая, а вот его супруга прекрасно ладила с
племянницей. Мы забыли упомянуть, что Фрай не приходился отцу старшим сыном, его
брат Стивен наследовал имение отца, а младшему улыбнулась судьба получить приход и
зажить вольной жизнью. Отец даже не пожалел уже сейчас разделить материнское
наследство между двумя младшими детьми, только почему-то дочери в приданное
досталось всего полторы тысячи фунтов; а брату – в двое больше.
Стивену тоже сообщили о приезде брата, он сам отсутствовал несколько дней,
исполняя роль управляющего делами отца. Собственно, по характеру и повадкам, старший
сын был копией родителя, поэтому, если Фрая отец осекал, то старшему предоставил
свободу; да и что ужимать, если Стивен был человеком дела, особенно в нем проявлялась
хозяйственность и ответственность. Большим умом не отличался, в демагогию не впадал,
искать приключения не брался, зато старался сделать имение более прибыльным. Отец
гордился наследником, но нынче он уже гордился двумя сыновьями – первым за сходство с
собой и деловитость, вторым – за небывалую удачу в получении прибыльного прихода.
Мария сдержанно радовалась за брата, она любила Фрая больше, потому что он один
относился к ней очень хорошо, а теперь он уезжает, и сестра останется жить с двумя
абсолютно чуждыми ей людьми. Ее старую няню уволили, пообещав найти новую
компаньонку, и вот вчера она познакомилась с женщиной, которую при ней приставили.
Мария была утонченной натурой, а вот миссис Ридс – женщиной грубой и резкой.
Нянюшка Элен привила своей воспитаннице хорошие манеры, руководствуясь интуицией:
воспитала в податливом ребенке добросердечного человека. Но что могла дать девушке
грубая женщина? Видимо, мистер Уэнсли поскупился на хорошую, образованную
компаньонку, наняв простачку задешево. И она теперь не будет видеть своего брата Фрая и
окончательно замкнется в том пространном мирке, что вытесали для нее ее родные.
Но сегодняшним вечером, во время смакования нежным гусем и разбавленным
