– Следили! Ты эгоистичный, беспечный…
– Тогда и будешь меня ругать! – Он хлопнул шляпой по своим высоким сапогам. – Не думаю, чтобы нас выследили, но вполне возможно. Но я положу конец его замыслам, если даже для этого придется пожертвовать несколькими полями пшеницы.
– Нет, только не здесь. – Она повернулась спиной к долине. – Поклянись мне. Поклянись в этом. – Она задрожала. – Будь ты проклят. Будьте прокляты все солдаты, каждый из вас. – Она подошла к краю башни, туда, где начинались ступени ведущей вниз лестницы. Острые камни впивались ей в ступни сквозь тонкую подошву комнатных туфель. Он ничего не говорил. – Поклянись в этом! – закричала она.
– Не могу.
– Черт тебя побери. – Она заметалась у вершины лестницы, пытаясь скрыть от него свою дрожь. – Я не позволю этому ублюдку… Этот гнусный отвратительный мерзавец не… – Подобно реке, внезапно вышедшей из берегов, на нее нахлынули воспоминания. Она зажмурилась в надежде избавиться от них. Образы, которые ей уже давно удавалось удерживать на расстоянии, вырвались из заточения, хлынули на нее и замелькали, сталкиваясь друг с другом перед ее мысленным взором. – Постой! Нет! Это грязное животное с черной душой не должно разузнать.
– Катарина. – Сильные руки обхватили ее лицо, положив конец ее метаниям. Она слабо покачала головой.
– Катарина, – повторил он, – посмотри на меня. Посмотри на меня.
Она открыла полные слез глаза и увидела его насупленное лицо очень близко от себя.
– Катарина, – мягко сказал он. – Фон Меклен… – Он оборвал фразу и вытер большим пальцем скатившуюся с ее щеки слезу. – Фон Меклен причинил тебе какой-то вред? Взял тебя силой? Без твоего желания…
Она схватила его за запястья и отвела руки.
– Изнасиловал ли он меня? – Словно испытывая холод, она обхватила себя руками и отвернулась. – Какое это имеет значение?
Он погладил ее по плечу.
– Имеет.
В его прикосновении сквозило утешение, но Катарина не хотела его принимать. Она закрыла глаза и откинула голову назад, подставив лицо лучам осеннего солнца.
– Нет, – тихо сказала она.
Его пальцы сжались немного крепче.
– Катарина… ты уверена? Я все пойму. Была война.
– Да, Александр, была война.
Он провел ладонями вниз по ее рукам, затем уткнулся лбом в корону ее волос. Прохлада осеннего дня, казалось, испарилась в его присутствии, оставив только тепло и благоухание сандалового дерева, смешанное с легким ароматом розовой воды. Он поцеловал ее волосы, она напряглась.
– Я хочу верить тебе, – прошептал он. – Хочу верить, что тебе не довелось пережить такой боли.
– Верь, – это все, что она ответила.
– Мне хотелось бы. Но твои глаза говорят совсем другое, Катарина. Твои глаза и твое тело, всегда убегающее от мужского прикосновения.
Она попыталась сосредоточиться и разобраться в значении его слов.
– Я не убегаю, – заявила она.
– Разве? – Он прижался к ее спине и протянул к ней левую руку, повернув ладонью к ней. Она была большая, с длинными пальцами. По ней проходил белый рубец от старой раны. Он продолжал прижиматься щекой к ее голове. – Вложи свою ладонь в мою.
– Александр… – Он ничего не говорил, просто держал свою ладонь перед ней. – Александр, я… Что это доказывает? – Молчание. Она хмыкнула. Он продолжал ждать. – Это нелепо. Ну, хорошо, хорошо. – Она коснулась кончиков его пальцев своими и опустила руку.
Его рука не шевелилась. Глаза ее сердито блеснули.
– Черт побери! Вот. – Она решительно прижала свою ладонь к его руке.
Его пальцы стали медленно сжиматься, переплетаясь с ее. Она вздрогнула, но заставила себя не вырывать руки. Он легко удерживал ее, и она ощущала, как огрубели его мозолистые пальцы. Она обратила внимание, что он владел правой рукой лучше, чем левой, а это означало, что его левая рука предназначалась для кинжала. Пальцы, которые могли всадить смертоносный обоюдоострый клинок меж человеческих ребер, теперь нежно держали ее руку.
– Александр, это бессмысленно.
– Ш-ш-ш.
Она обратила к нему лицо.
– Что ты пытаешься… – Его губы были так близко, но она не могла отвести от них взгляда – Это ничего не доказывает, – сказала она, совершенно утратив прежнюю уверенность.
– А я и не хочу ничего доказывать, – сказал он, и она с удивлением обнаружила, какое чарующее зрелище представляет собой движение губ мужчины, когда он говорит. Поразительно, как это язык, поблескивающий на фоне совершенных белых зубов, может производить такие звуки. – Катарина?
– Х-м-м.
– Катарина, – повторил он, и голос его прозвучал тихо и соблазнительно, – я хотел бы стереть выражение боли из твоих глаз.
Она покачала головой и высвободила руку.
– А я хочу, чтобы ты не подпустил фон Меклена к долине Карабас.
Он вздохнул:
– Не могу обещать, Катарина. Но я прикажу своим всадникам следить за этим гнусным животным.
– Если он направится к долине, я хочу, чтобы вы уехали, независимо от того, поправится ли майор Траген или нет. В Алте-Весте или к черту, мне все равно. – Она подошла к лестнице и стала спускаться. – А что касается всего остального, можешь верить во что хочешь.
– Это ты должна верить.
Она резко остановилась и оглянулась. Солнце у него за спиной превратило его почти в рельеф, и она обнаружила, что разговаривает с тенью, увенчанной нимбом из солнечного света.
– Я и верю. В то, что видела. В то, что пережила.
– А как насчет наслаждения, Катарина? Того наслаждения, которое мужчина и женщина могут дать друг другу. Ты веришь в него?
Она засмеялась.
– Когда-то… давно… – Она покачала головой. – Это скорее мечта, чем воспоминание. Теперь я знаю, что мужчина получает наслаждение – в это я верю. Но мужчина, дарующий наслаждение? Я скорее поверю в сказки об эльфах и привидениях, которые рассказывают старухи, живущие в лесах.
– Тогда поверь, Катарина, мужчина в состоянии дать женщине огромное наслаждение, это я могу тебе обещать.
Она отмахнулась от него и снова стала спускаться.
– Тогда пообещай мне чудо, – бросила она через плечо. – Я испытываю в нем большую необходимость.
– Я только что сделал это, – ответил он.
Александр отвернулся от прямой фигуры Катарины, спускающейся по ступеням, а затем, по склону холма, и принялся осматривать сигнальную башню. Его взгляд скользил по рядам тщательно выложенных камней, но видел он перед собой только глубокую постоянную боль в ярко-синих глазах. Ему хотелось отогнать от себя этот образ, и, проводя пальцами по нескрепленному известковым раствором шву, он заставлял себя сосредоточиться на осмотре башни. Наполовину построенная, она представляла собой достаточно надежное сооружение и могла хорошо им послужить, когда…
