— Говори, — велел он. — Тетка твоя весьма разговорчива. Посмотрим, какова ты…
— Но как?.. — Любава было хотела удивиться, откуда он знает про тетушку и про то, что она — Любава — ее племянница, но тут она душевно укорила себя за глупость: «Да как откудова он знает! Как бы я сюда попала, ежели бы не тетушка!»
— Говори же, ну! — тем временем поторопил ее Бирон. — Не то я сам разговорю тебя…
Сколько угрозы было в его голосе! Любава вздохнула и, набравшись храбрости начала:
— Ваша светлость. У меня до вас есть просьба… Нынче был арестован один дворянин. — Девушка говорила медленно, то и дело запинаясь.
Герцог поморщился:
— Имя?
— Дворянина? Иван Боратынский…
Бирон поднял на нее глаза:
— Он твой любовник?
— Нет, — обескураженно ответила Любава.
— Что же ты просишь за него?
— Я… Я люблю его, — вдруг просто ответила девушка.
— Любишь? Хорошо… — Герцог опустил глаза и будто задумался.
Он перебирал пальцами рук и вовсе не смотрел на Любаву.
— Что же, а он любит тебя? — спросил он.
— Я не знаю, — сказала она.
— Что же ты хлопочешь за него?
— Но я его люблю, — воскликнула она.
— Думаешь, ты его освободишь, а он от радости тебе на шею кинется?
— Нет, — недоуменно произнесла Любава. — Я просто так…
— Ясно, — прервал ее герцог. — Твой Боратынский — государственный преступник. Теперь его допрашивает особая следственная комиссия, — при сих словах, Бирон поднял указательный палец вверх.
— Ваша светлость, — трепеща от страха за Ивана, пробормотала Любава.
— Может быть, и ты преступница? Ты в сговоре с ним? — Бирон уставился на нее в упор, буравя своими глазами ее глаза. — Ты в сговоре против меня?
— Нет, нет! Я ничего не знаю! И он не в сговоре! Он ни в чем не виноват! — в этих ее восклицаниях было столько уверенности, что Бирон, хотя он и не сомневался в виновности Боратынского, поверил в то, что Любава, по крайней мере, ничего о том не знает.
— Что же, — протянул он, — я верю тебе. Верю, что ты ничего не знаешь… Но как же мне поступить?
— Ваша светлость, отпустите его! — Девушка с мольбой сложила руки на груди. — Отпустите!
— Что же, просто так?
— Я бы чего только ни сделала, лишь бы вы отпустили его. — На ее глазах заблистали слезы.
Любава зашаталась. Еще миг, и упадет она в обморок, прямо к ногам всесильного регента! Она опустила лицо в ладони. Вся ее фигура выражала полное отчаяние и какую-то трогательную покорность перед судьбой.
— Мне больше некого просить, некого умолять… Не губите его, ваша светлость, — прошептала девушка. — Я не вынесу этого…
— Не плачь. — Бирон махнул рукой. — Сядь.
Любава подчинилась. Она с трудом опустилась в кресло и попыталась подавить слезы, потому что боялась вызвать этим новое неудовольствие регента. Бирон тем временем пристально смотрел на нее. Любава чувствовал этот взгляд, но сама на него глаз не поднимала — боялась.
— Посмотри на меня, — приказал он.
Девушка вздохнула и, взяв себя в руки, подняла глаза на герцога.
— Плачешь? Не плачь… — Казалось, регент задумался. — Я, пожалуй, и отпущу Боратынского, — тихо прибавил он, — но…
— Но что? — поспешно переспросила Любава, в которой надежда запылала с новой силой.
Вот! Права была тетушка! Добр герцог, великодушен!
— Но это очень сложно сделать, — медленно сказал регент.
Как изменчиво было ее лицо, как податливо чувствам! Вот только что оно было таким горестным, но вдруг в единый миг запылало надеждой и счастьем… Герцог смотрел на девушку и молча дивился: и ей, и своим собственным чувствам. Эта откровенность, эта сущая невинность перед ним надеялась на то, что он будет добр без рассуждений и снизойдет к ее просьбе. Но он уже давно недобр и никогда ничего не делает без собственной выгоды. Ах, как она нравится ему! Бывал ли он влюблен в своей жизни? Что ж, бывал… Но давно с ним не было такого, как нынче. Он готов был даже выпустить этого заговорщика, хотя мог бы и обмануть ее. Да, он выпустит этого Ивана. С насмешкой герцог произнес про себя это имя — «Иван». Да, выпустит! И покажет ей на что способна его собственная власть. Выпустить опасного заговорщика — и не бояться последствий. Потому что и на воле все они — под его рукою. А взамен, конечно, он будет разуметь собственную выгоду. Эта девочка достанется ему. Что бы ни говорили! Императрицы уже нет, и он теперь полновластный хозяин. Его семья? Не его печаль! Но вот согласится ли она? Только что твердила, что на все согласна, да полно! Знает ли она, что это такое — все? Что разумел девичий полудетский ум под сим словом — «все»? То ли, что думалось ему, или что иное?..
Регент наклонился вперед, к девушке, и сказал:
— Я видел тебя в доме графини.
— Но когда? — изумилась Любава.
— Не важно. Она показывала мне тебя.
— Показывала?
«Да как же можно — показывала? Как же я не видела, что на меня смотрят? — девушка покраснела. — Стыдно-то как…»
— Что же ты краснеешь? Пришла сюда и краснеешь? Не всякая отважится на то, чтобы прийти сюда, ко мне, — герцог говорил нарочито медленно и веско. — Говоришь, что на все согласна для своего Ивана, — как бы примериваясь к этой мысли и сомневаясь прибавил он.
— Да, — простодушно ответила она.
— Я скажу тебе, что надобно. Ты останешься здесь, у меня.
— Что? Зачем? — удивилась Любава столь странной просьбе.
— Я видел тебя. И с той поры забыть не могу. Ты любишь Ивана, а я… — тут регент как-то странно хмыкнул, — я люблю тебя.
— Как это? — Она не знала, что и думать.
— Очень просто. Как ты любишь его, так я люблю тебя, — терпеливо повторил герцог. — Ты говорила, что на все согласна…
Он помолчал. Потом продолжил:
— Дело сложное. Так просто его не окончить, все силы и средства пущены в ход. Доносчики, следователи, палач…
— Палач… — повторила девушка.
— Свидетели, прочие… О Боратынском знают все, о его деле знают все. Так просто его не прекратить. Но я могу это сделать своею волею. — Регент не сводил с Любавы глаз. — Будет ли он в застенке или на воле — мне все равно. И там и там равно он в моей власти, под моим оком. Но ему разница есть. Там он страдает, и страдает смертно. Ему грозит гибель. Ты можешь спасти его очень просто.
Любава зашаталась. Герцогу показалось, что сейчас она все же упадет на пол к его ногам. Он этого не хотел. Бирон поднялся и подошел к девушке. Положил тяжелую руку ей на плечо:
— Не бойся.
Она вся будто сжалась под сей дланью, но скинуть ее не осмелилась.
— Решайся, — регент прибавил это совсем равнодушно, будто ему было все равно.
