Энн улыбнулась подруге.
— Нет, Беа. Мы будем сидеть в вашей карете, как королевы и будем мило улыбаться им. Улыбаться, как будто они наши лучшие друзья. Мы заставим их ерзать на сиденьях своих роскошных карет.
Беатрис толкнула подругу локтем в бок.
— Замечательная идея!
* * *
Ежедневно на протяжении летнего сезона, если позволяла погода, обитатели Ньюпорта наряжались, приказывали лакеям надеть парадные ливреи, запрячь лучших лошадей, и отправлялись на прогулку по проспекту Белльвю. За несколько минут до всеобщего выезда по проспекту провозили огромную бочку с водой и тщательно поливали дорогу, чтобы прибить пыль, раздражавшую нежные носики дам. Медленно и торжественно ехали кареты по Белльвю, иногда останавливаясь, чтобы пассажиры могли обменяться визитными карточками или послать лакея прикрепить приглашение к дверям какого-нибудь особняка. Потому что во время «прогулочного часа» никто не должен был оставаться дома, а если все же кто-то и оставался, то делал вид, что его нет.
Дамы надевали свои лучшие дневные туалеты, не забывая взять зонтики, независимо от того, какая стояла погода. На каждой из дам красовались отделанная перьями шляпа и длинные белые перчатки. Многие брали с собой запасную пару на случай, если перчатки станут влажными от йота. Кучера в официальных ливреях с застывшими, неулыбчивыми лицами добавляли торжественности событию, которое остальные жители считали невероятной глупостью. Лошади были вычищены до блеска — с расчесанными хвостами и заплетенными гривами, головы их украшались бутоньерками в тон ливреям лакеев.
Никто не приветствовал проезжающих мимо незнакомцев улыбкой или взмахом руки. Близкому другу могли кивнуть и улыбнуться, но незнакомца не удостаивали даже взгляда. Неписаным правилом в иерархии ньюпортского высшего общества было то, что стоящий на низшей «ступеньке» не имел права улыбнуться или кивнуть одной из «матрон», если ему каким-либо образом не давали понять, что он может себе это позволить.
Зная правила, Энн и Беатрис были готовы к тому, что во время прогулки их присутствие просто проигнорируют. Им не придется оставлять свои карточки, и Беатрис была абсолютно уверена, что ей тоже никто не оставит карточек. Они будут сидеть в своем экипаже с царственным видом, надеясь, что, по крайней мере, пристыдят тем самым кого-нибудь из тех, кто имел наглость осуждать Энн. Предприятие было безнадежным, но после многочисленных просьб Беатрис Энн согласилась в нем участвовать. Она проклинала вчерашнюю грозу, помешавшую им поехать на прогулку в тот же день. Если бы не эта гроза, сейчас она была бы уже дома в Нью-Йорке, далеко от Ньюпорта и от причиняющих боль воспоминаний.
На проспекте осталось несколько луж, и Энн иронизировала по этому поводу, удивляясь, что ни один из местных набобов не потребовал осушить их, чтобы не запачкать колеса своей шикарной кареты. Карета Лейденов — не самая роскошная, но удобная и красивая, зеленая с золотистой отделкой — была оборудована мягкими кожаными сиденьями и имела плавный ход. Хотя брат Беатрис иногда любил править экипажем сам, сегодня на высокой скамье сидел кучер Лейденов в парадной ливрее и высокой зеленой шляпе, украшенной плюмажем.
— Когда-то я с нетерпением ждала таких поездок, — сказала Энн, обращаясь к Беатрис и ее матери. Хотя их экипаж был рассчитан на шесть пассажиров, сегодня в нем находились только три дамы. Энн сидела на крайнем сиденье слева, чтобы всем было хорошо ее видно.
— Это не будет так уж ужасно, Энн, — сказала Хелен. — И, безусловно, лучше прогуляться, чем прятаться дома.
Энн вздохнула и разгладила складки своей юбки из мягкого белого шелка, а потом раскрыла великолепный зонт. Ей хотелось держать его так, чтобы закрыть себя и своих спутниц от предстоящего унижения, но вместо этого она подняла его прямо над головой, не позволяя рукоятке даже коснуться плеча.
— Два часа! — пробормотала она.
— Они пролетят незаметно, — оживленно пообещала Беатрис, когда кучер направил лошадей с дорожки, ведущей от дома Лейденов, по направлению к Белльвю. Ему пришлось несколько минут выжидать удобного момента, чтобы влиться в поток экипажей.
Процессия двигалась очень медленно, и от этого полуденная жара казалась просто невыносимой. Энн старалась обращать на ручейки пота, стекавшие по шее в вырез платья, столь же мало внимания, как и на происходящее вокруг.
— Если бы только подул ветерок, — негромко произнесла она.
— Действительно, жарко для начала июля, — весело подтвердила Хелен.
Энн мрачно подумала, что мать и дочь Лейден — уж слишком оптимистичная парочка.
— Жаль, что ты возвращаешься в Нью-Йорк, Энн. Ты пропустишь праздник Четвертого Июля.
— Я думаю, что в этом году пропущу его в любом случае, — сказала Энн, стараясь, чтобы ее голос не выдал испытываемой ею внутренней горечи.
Сидящая рядом с Энн Беатрис замерла.
— Миссис Астор! — прошептала она.
Все молодые женщины восхищались миссис Уильям Астор, которую называли королевой Ньюпорта, И, как у настоящей королевы, у нее был собственный двор. В ее особняке в Бичвуде устраивались роскошные балы. На шее матроны сверкали бриллианты, пухлые пальцы были украшены драгоценными камнями. Она была окружена большой компанией подруг, но со своими блестящими иссиня-черными волосами, одетая в белоснежный атлас, заметно выделялась среди всех остальных дам.
Разодетых в пышные платья настольных тонов дам, сидевших в ее карете, почти не было видно за вычурными зонтиками. Миссис Астор восседала в центре, окруженная своими «фрейлинами». Ее карета неумолимо приближалась.
— Однажды она похвалила мое платье, — почти не размыкая губ, прошептала Беатрис. — А я выставила себя полной дурой, поблагодарив ее.
Карета леди Астор уже поравнялась с ними, когда сама миссис Астор повернулась к ним лицом. А потом произошло совершенно невероятное событие. Миссис Уильям Астор улыбнулась и кивнула Энн. Ошибиться было невозможно. Все остальные женщины в ее карете тоже улыбались и кивали, как будто миссис Астор держала в руке волшебную палочку, по мановению которой все делали то, что она хотела. Энн, не мигая, без всякой реакции наблюдала за происходящим, пока не ощутила сильный толчок в бок. Только тогда она сообразила, что нужно поклониться в ответ. Она была слишком изумлена для того, чтобы суметь еще и улыбнуться.
— О Боже, Энн! Ты видела это? Видела? — спросила Беатрис взволнованным шепотом.
— Да, конечно, видела.
— И все пассажиры из карет впереди и позади нас тоже это видели, — многозначительно заметила Хелен.
