Он взял веревку из рук Джонти и больно ударил по гладкому ослиному заду.
— Теперь он будет себя правильно вести. Он уже вымотался.
Пока Джонти обучалась всем тонкостям и специальным узлам правильной упаковки, Ред поставил другой кофейник и поджаривал на сковородке соленую свинину. Понч должен был поставить закваску для выпечки в железной кастрюле.
Понч[1] получил свою кличку, которая теперь была единственным именем, под которым его знали, из-за большого живота, свисающего над ремнем. Ему было около сорока, и его не любили в мужской среде. Он был сплетником, приносящим одни неприятности.
С самого начала он действовал на Джонти раздражающе, вызывая в ней какое-то инстинктивное недоверие. Она знала, что его заплывшие глаза изредка украдкой наблюдают за ней, и Джонти решила стараться не оказаться наедине с ним. Несмотря на то, что он знал о ней, как о мужчине, для его похотливой натуры это не имело никакого значения.
Во время завтрака все молча и с аппетитом поглощали пищу. Джонти с жадностью все съела. Никогда ей еда не казалась такой вкусной.
Едва Джонти успела проглотить последний кусок свинины, как Корд встал и скомандовал, собирая грязные железные миски:
— Джонти, налей нам кофе, а затем поедем.
Сдержав вздох, она поднялась, рассеянно подтянула съехавшие брюки и отряхнула с них пыль. Подняв глаза, Джонти заметила, что Корд с отвращением смотрел на нее, и с опозданием осознала, что эти движения были чисто женскими. Смутившись, она опустила ресницы и взяла кофейник.
Джонти наполнила пять чашек и уже собралась раздать их, как раздался безобразный глухой смех Понча, и он насмешливо сказал:
— Если мужчина окажется в затруднительном положении, то не так уж плохо будет взять с собой в постель мальчишку, да, мужики?
Повисло гробовое молчание, так как смысл слов был всем хорошо понятен.
Однако у толстяка не хватило ума уловить возникшую напряженность, и он сболтнул еще одну глупость.
Похотливо улыбнувшись Джонти, Понч сказал:
— Ты ведь не будешь возражать, правда, малыш?
Джонти содрогнулась от такого коварного предложения, подумав, что Корд, возможно, был того же мнения. И все, что в ней накопилось — боль, унижение, негодование — выплеснулось наружу. Джонти не понимала, что делала, и с молниеносной скоростью выплеснула горячий кофе в хитрое, толстое лицо.
Все, кроме Понча, замерли, а он зарычал от боли и, раскачиваясь, хлопал рукой по обожженной нижней части лица и шеи.
— Ты, маленький ублюдок! — закричал он и, прежде чем кто-нибудь успел пошевельнуться, наотмашь ударил Джонти тыльной стороной руки по лицу. Она, распластавшись, упала на спину и съежилась от страха, увидев, что Понч занес ногу для удара.
Но, пока она, крепко зажмурившись, приготовилась стерпеть удар, Корд вскочил на ноги с искаженным от бешенства лицом. Все, кто напряженно наблюдал за происходящим, заметили перемену в лице Понча. Он стал медленно бледнеть, у него отвисла челюсть, и глаза расширились от нескрываемого страха.
— Посмотри, босс, — с трудом выдавил Понч из себя, отступая. — Маленький дьяволенок чуть не ослепил меня. Во всяком случае с ним и раньше грубо обращались. Как ты это делал, я сам видел.
— Ты никогда не видел, как я бью ребенка, — сердито ответил Корд вспотевшему от волнения Пончу. — А если бы я когда-нибудь это сделал, то я имею право. Я его опекун.
Понч рассмеялся дребезжащим противным смехом.
— О, это многое прощает! — презрительно усмехнулся он.
Слова уже было слетели с мясистых губ толстяка, но здесь их поймал тяжелый кулак Корда. И, пока его голова еще покачивалась от удара, Корд угрожающе предупредил:
— Никогда не смей даже прикасаться к нему, ни при каких обстоятельствах.
Когда Понч отошел, бормоча себе под нос проклятия, Джонти кое-как встала на ноги, боясь встретиться с глазами Корда. Он, должно быть, рассердился на нее и считает, что она получила по заслугам. Но его взгляд остановился на ее губах. Корд заметил, как вспухли ее губы и струйку крови, стекающую из уголка рта. Он сжал кулаки, желая снова поддать Пончу. Джонти ждала, что на ее голову обрушится поток оскорблений, но вместо этого он только сказал:
— Иди позаботься о своих животных.
Потом он повернулся и ушел.
Со вздохом облегчения Джонти поспешила к животным: надо было насыпать зерна в клеть цыплятам, отвести на водопой к небольшому ручью корову и Красотку. Пока она ждала, когда животные напьются, мимо прошел Понч с седлом в руках. Он послал ей злобный взгляд, и она поняла, что когда-нибудь он отомстит ей. Еще один, кого надо остерегаться. Она обреченно вздохнула.
Джонти оглянулась на теперь уже потухший костер. Четверо мужчин седлали лошадей, а Джонс запрягал повозку. Она прошла немного дальше вдоль ручья, чтобы сходить по нужде. Ей ужасно хотелось походить по воде, полежать в ее прохладном течении и облегчить зуд от потницы, образовавшейся под повязкой на груди.
Через несколько минут она уже вела животных к повозке и привязала их к задку. Джонти проверила, была ли вода в сковородке и в клетке у цыплят, и, убедившись в ее наличии, успокоилась.
Только она взобралась на высокое сиденье повозки, как услышала твердый голос Корда:
— Давай, мужики, поехали! Нам еще придется проехать очень много.
«Очень много», — сухо проворчала Джонти. Это могло означать все, что угодно, в зависимости от того, кто определял это расстояние. Для одного — это десять миль, для другого — сто.
Джонти вытерла пот со лба. Кончится же когда-нибудь эта жара? Дождя не было неделями, и результатом этого была слабая высохшая трава, редкие листья, покрывшиеся белым налетом от пыли, простиравшиеся на протяжении многих миль вдоль дороги.
Джонти ослабила поводья и, пока лошади с трудом тащились, изнуренные жарой, задремала. В полусне она и не заметила, как рано потемнело, и на западе собрались темные облака. Только громкий окрик Корда заставил ее полностью проснуться.
— Надвигается буря, — Корд приблизился к повозке. — В нескольких милях отсюда есть небольшой городок Клеар Ватер. Там мы укроемся.
Не успела Джонти ничего ответить и спросить, как найти Корда, когда она прибудет туда, как он пришпорил своего скакуна и ускакал вперед, догоняя всех остальных. Она уставилась на удаляющуюся фигуру. Он беспокоился лишь о своей шкуре! Джонти, нахмурившись, посмотрела на надвигающиеся грозные тучи. Его ничуть не беспокоило, что она не успеет добраться, прежде чем хлынет дождь.
«Помоги, господи, — взмолилась Джонти, подгоняя хлыстом уставших лошадей, — пусть не будет грома и молнии».
Молитва Джонти была услышана. Приблизительно через пятнадцать минут начался дождь. Он обрушился внезапно, ливнем. В одну секунду Джонти вымокла до нитки, и одежда прилипла к телу. В сгустившейся темноте она неожиданно остановила повозку и спрыгнула не землю. «Мои бедные цыплята потонут», — стонала она, нащупывая дорогу в сплошной дождевой завесе, пока не добралась до задка повозки, где стояла клеть с цыплятами. В то время, когда она нащупывала брезент, в который завернули утварь и провизию, корова хрипло замычала, а кобыла уткнулась головой в плечо Джонти.