Это было истинной правдой. Когда Тиарнана вызывали на войны герцога, он брал с собой отряд сильных молодых мужчин из поместья, вооруженных копьями, пращами или каким-то другим оружием, которое им удавалось раздобыть. Юстин сражался за Тиарнана и герцога, как лев. Но с другой стороны, он так сражался постоянно.
– Пивные, – презрительно бросил Тиарнан, – не место для сражений.
– Я пошел в пивную поразвлечься, – вызывающе ответил Юстин. – Мужчина же не может все время копаться в земле! А я не могу себе позволить пропадать в лесу по три дня из семи.
Тут собравшиеся резко замолчали. Действительно, маштьерн Таленсака исчезал часто, и в деревне существовало немало предположений относительно того, чем он занимается во время своего отсутствия. Однако крестьянин проявлял крайнее неуважение и нахальство, говоря об этом прямо в лицо своему господину – и даже Юстин почувствовал, что зашел слишком далеко. Однако он собрал все свое мужество и не стал пытаться взять свои слова обратно.
Тиарнан подошел к колодкам и перегнулся через них, насмешливо глядя на Юстина. Он постучал по деревянной раме концом ивовой розги.
– Здесь сидишь ты, Юстин Браз, – мягко произнес он, и все снова успокоились.
Из лисса через мост примчалась коричневая с белым ищейка Тиарнана, Мирри. Виляя хвостом, она подбежала к хозяину и сунулась носом ему в ладонь. Управляющий Кенмаркок спешил вниз по склону следом за ней вместе с сестрой Юстина и толпой народа из господского дома. Кенмаркок был смуглым мужчиной с лошадиным лицом и гнилыми зубами. Он был священником и, помимо поста управляющего, занимал место капеллана, однако на святость не претендовал. Он появился в Таленсаке для того, чтобы управлять поместьем от имени герцога, когда умер отец Тиарнана, но женился на местной девушке (в те дни никому и в голову не приходило навязывать светскому священничеству Бретани целибат). Когда поместье перешло к Тиарнану, он предложил Кенмаркоку остаться в качестве управляющего. Священнику он симпатизировал и доверял.
– Приветствую вас, мой господин! – крикнул Кенмаркок, еще не перейдя моста.
Не дожидаясь ответного приветствия, он поспешно изложил всю историю о Юстине Бразе, пивной и девице из Мон-фора, добавив, что у мужчины сломана ключица, так что он месяц не сможет работать, а стоимость двух бочек пива и оконной ставни составила два су.
– Так что пяти су хватит на возмещение ущерба и плату мужчине, пока он не выздоровеет? – спросил Тиарнан.
– Да, милорд, – недовольно подтвердил Кенмаркок. – Но управляющий Монфором, чтоб ему не везло в жизни, требует десять. А еще он говорит, что Юстина следует наказать.
– Я уже наказан! – громко возмутился Юстин. – У меня спину свело – как ножом режет. У меня онемели ноги, в волосах полно грязи, и я всю ночь не спал, сидя тут в собственной вони. Выпусти меня, Кенмаркок!
– Колодки – это наказание за оконную ставню, – огрызнулся Кенмаркок, – но не за ключицу того парня и не за честь его сестры.
– А у нее никакой чести и не было, – пробурчал Юстин. Какая-то женщина из толпы крикнула:
– Бесстыдник!
Тиарнан встретился взглядом с Кенмаркоком и резко кивнул в сторону колодок. Управляющий вздохнул, снял с пояса ключ от колодок и отпер их сверху и снизу. Юстин с трудом встал на ноги при поддержке своего зятя-кузнеца и приятеля-выпивохи Ринана. Он потопал онемевшими ногами по грязи у ручья, встряхнул руки, выпрямил ноющую спину и с опаской посмотрел на Тиарнана. Он подозревал, что его наказание еще не окончено, – и был прав.
– Снимай свой жилет, – приказал Тиарнан, многозначительно похлопывая прутом о ладонь.
Юстин застонал, но стащил с себя заляпанный грязью жилет из мешковины и повернулся к своему господину. Лицо у него было возмущенным и в то же время умоляющим.
Тиарнан положил розгу, сбросил зеленую куртку – под ней на нем оказалась льняная рубашка, – а потом снова поднял прут и указал им на ворота церкви в двадцати шагах от них.
– Там – убежище, – сказал он.
Юстин посмотрел туда, начал поворачиваться, и Тиарнан обрушился на него, как ястреб на кролика. Ивовый прут опустился с шипением и ударил со щелчком. А потом Юстин вскрикнул от боли и бросился бежать. Тиарнан бежал рядом, нещадно его стегая.
Спустя минуту все закончилось. Юстин оказался по ту сторону ворот, цепляясь за них обеими руками. Он задыхался и хватал воздух громадными глотками. Спина и плечи его были покрыты кровавыми полосами. Тиарнан опустил покрасневший прут безобидно на изгородь, а потом демонстративно его переломил на две части и прошел обратно к колодкам. Он учащенно дышал, а руку, которой он произвел порку, саднило: без гордости или стыда он сознавал, что сделал все как должно.
– Можешь передать управляющему Монфором, – сказал он Кенмаркоку, – что Юстина выпороли.
Он не оглядывался вокруг, но почувствовал, как что-то пронеслось по собравшимся – словно стая птиц усаживалась на ветки после тревоги. Умиротворение, нарушенное поркой, снова охватило его. Он рассчитал правильно. Монфор будет удовлетворен поркой, но в Таленсаке знают, что ивовая розга, как бы яростно ею ни били, не сравнится с плетью и что наказанный во время бега отличается от человека, позорно прикованного к столбу. Юстин получил ровно столько, сколько, по мнению деревни, он заслуживал, а Тиарнану было чрезвычайно важно мнение деревни. Он никогда бы в этом не признался – в конце концов, поместье принадлежит ему и он не обязан советоваться ни с кем относительно того, что делает на своей земле, – но без одобрения Таленсака он чувствовал бы себя лишенным авторитета. Он швырнул обломки прута в ручей и добавил:
– Юстин заплатит за пиво и ставню, а остальную часть штрафа я выплачу сам.
Юстин поднял свою растрепанную голову.
– Мне не нужна ваша милость, маштьерн! – гордо заявил он.
– И ты ее не заслуживаешь, – ответил Тиарнан. – Но я все равно заплачу, чтобы поместье было свободно от всех долгов ко времени моей свадьбы, которая состоится очень скоро.
Из толпы донеслось:
– Ах!
– Благослови вас Господь, маштьерн!
– Радости вам!
Никто не спрашивал, на ком он женится: они уже много недель ждали этого известия. Тиарнан коротко кивнул, принимая поздравления, поднял свою куртку, повесил ее себе на плечо и пошел через мост и вверх по склону к своему дому в сопровождении радостной Мирри.
Юстин оторвался от церковных ворот, проковылял к ручью и стал смывать с себя кровь. Толпа начала расходиться. Его сестра подошла, чтобы ему помочь.
– Какая жестокая порка! – сочувственно проговорила она, макая угол передника в воду и вытирая им рубцы.
