— У Гэлловеев за домом имеется для этой цели строение. В двери прорезано отверстие в виде полумесяца.
— Как! Не в доме? — ужаснулась Никки. — Вы меня разыгрываете!
— Они признают это необходимым, — продолжал Серебряный Шип, — но я не совсем понимаю, почему для этого надо забираться в тесное помещение, когда можно прекрасно облегчиться снаружи, возле какого-нибудь дерева или за кустами, если уж им так надо спрятаться.
— Ну, пря-я-ам… — Никки интонационно воспроизвела возглас недоверия, часто слышанный ею в среде студентов, когда те не могли поверить тому, что им говорили. — Так, где мы вкусим свой ленч? Здесь, на берегу, есть где-нибудь Макдоналдс?
— Проголодаемся и остановимся. Если мне дастся поймать рыбу, ты ее приготовишь. — А как же! — проговорила она с саркастически улыбкой. — Рыбу мы будем ловить и жарить! Нет, Торн, никаких фантазий! И не выдумывай! Только что-нибудь из быстрой и качественной еды.
Уже в сумерках они причалили к пристани, от которой сразу начинался двор Гэлловеев. У Никки затекли все конечности, она ослабла, вспотела, а кожа ее зудела от москитных укусов. Серебряный Шип, напротив, был свеж как утренний воздух.
Помогая ей выбраться из неустойчивого каноэ, он сказал:
— Послушалась бы меня и смазалась бы медвежьим жиром, который я тебе предлагал, сейчас не мучилась бы.
— Ох, эт… это смерть моя! — простонала она, почувствовав резь в животе. — Меня и без того тошнит, чтобы еще дышать этой мерзкой вонью.
— У тебя что, живот болит? От чего?
— Болит, да еще как! Эта рыба была малость не дожарена. Я никогда не испытывала раньше таких резей. Впрочем, может, и не рыба виновата. Скорее всего, мне плохо оттого, что мы проделали, пять миль при полном безветрии, в полуденный зной. А ты даже не предложил мне пройти часть пути пешком.
— Ты же не просила об этом. И потом, сама подумай, каково это. Мне пришлось бы тащить каноэ, а у тебя только твой заплечный мешок.
— Рюкзак, — тотчас поправила она его, ибо ее учительский рефлекс срабатывал автоматически.
— До того, как мы встретимся с нашими друзьями, надо как-то поправить твой внешний вид.
— Ах ты, грубиян! Это что, я во всем виновата?! Ну-ка ответь мне, сладкий мой. Почему бы тебе, в самом деле, не подбросить меня к ближайшей гостинице, где я приняла бы душ, сделала маникюр и нанесла на лицо боевую раскраску?
Последнее заинтересовало Серебряного Шипа.
— У тебя в рюкзаке есть все, что нужно для боевой раскраски?
— У какой женщины этого нет? — сердито ответила она.
— А одежда какая-нибудь там есть? Твоя рубашка с надписью и штаны, какие носят ваши мужчины, не совсем годятся для посещения друзей.
— Ах, извините, мистер Чистюля! Забыла переодеться! Да если бы у меня была запасная одежда, стала бы я бегать по пещере в одеяле и нижнем белье, как мне пришлось вчера? У меня, правда, есть костюм, оставшийся со дня рождения, и он всегда к моим услугам, — со смехом сказала она. — Но не покажется ли это нашим друзьям еще непристойнее?
— А что это за…
— Ох, черт! Говорить с тобой — все равно, что пытаться беседовать с марсианином! Персональный костюм для рождения — это собственная кожа, врубаешься? Голая кожа! Вот ты, допустим, только что родился, и прикрыться тебе, кроме этого костюма, больше нечем!
Серебряный Шип был не просто изумлен, он был ошарашен.
— Ты хочешь встретиться с Гэлловеями нагишом?
— Хэй! А в чем дело? Ты же сам сказал, что тебе не нравятся мои футболка и джинсы!
— Думаю, это все же лучше, чем… Может, поверх рубашки набросить ту штуку вроде попоны, которую ты привязывала на спину?
— Попона? Ох, свитер! Ну, как же! Откуда тебе знать, как это называется?
Она полезла в рюкзак, извлекла из него свитер и быстро натянула его.
При звуке приближающихся шагов Серебряный Шип прошептал:
— Вот и наш хозяин идет. Хочу тебе, Нейаки, вот что посоветовать. Не стоит упоминать, кто ты, откуда ты и как сюда попала. Эти люди могут не понять.
— Можно подумать, что я понимаю, — усмехнулась она.
— Кто здесь? — послышался голос Джеймса Гэлловея.
— Это я, Серебряный Шип.
Секундой позже из темноты возник фермер и поднял руку в дружеском приветствии.
— Давненько вы не навещали нас, друг мой. А кто это с вами? Ваш юный приятель?
— Нейаки не парень, Джеймс. Она моя жена.
— О, умоляю простить меня, мэм. Глаза мои, стало быть, совсем ослабли, раз я совершил такую ошибку.
Никки через силу улыбнулась:
— Нет, не надо извиняться, мистер Гэлловей. Сильвер Торн из-за моей одежды тоже думает, что я похожа на мальчика.
Серебряный Шип тотчас пустился в объяснения: — Дело в том, что все платья Нейаки пропали… к несчастью. Нам удалось раздобыть только ту одежду, что на ней.
— Ну, это беда поправимая, — заверил их Гэлловей. — Я уверен, что у моей супруги найдется что-нибудь более подходящее. А если ее платья будут великоваты, то скоро вернется Ребекка и…
— Ребекки здесь нет? — перебив хозяина, слишком поспешно спросил Серебряный Шип, от чего сам испытал неловкость. — Нейаки интересовалась знакомством с ней, ведь они одних лет…
— Бекки на время отправилась на восток, — сказал Джеймс неохотно, будто не желая развивать эту тему, повернулся и жестом пригласил гостей следовать к дому. — Идемте. Миссис Гэлловей наверняка беспокоится, кто здесь и что происходит. Мы же не хотим взволновать ее долгим неведением.
Когда они ступили в дом, Никки почувствовала себя так, будто вошла в сумеречную зону полузабытой киноленты. Так, будто она действительно переместилась на два века назад.
Слева от коридора, ведущего через весь к задней стене, находился вход в помещение, боле всего походившее на гостиную. Масляные лампы и свечи, равномерно развешенные и расставленные по всей комнате, являлись единственным источником света, других, во всяком случае, с первого взгляда, Никки не увидела. Одну из стен почти полностью занимал огромный каменный камин, на крышке которого стояли старинные часы с маятником. Мебель хоть и не грубая, но вся старой ручной работы, включая и громоздкий диван, набитый, похоже, конским волосом. Спинка дивана, крышки двух комодов и стол украшены туго накрахмаленными вышитыми дорожками. На дощатом полу огромный плетеный мохнатый ковер. Нигде никаких электроприборов. Не видно ни телевизора, ни радио, ни телефона.
Напротив камина всю стену занимали полки, плотно уставленные тремя или четырьмя сотнями книг в твердых переплетах, среди которых Никки не заметила ни одной в мягкой обложке. Быстро пробежав глазами названия и авторов, Никки определила характер библиотеки. «Илиада» Гомера, «Кентерберийские рассказы» Чосера, «Дон-Кихот», «Путь паломника»[19], поэзия Роберта Бернса и Водсворта; сочинения Голдсмита, Данте, Филдинга, Платона, Уэсли и Милтона, а также тома Шекспира в кожаных переплетах с золотым тиснением. И это лишь малая часть того, что содержала в себе домашняя библиотека Гэлловеев, при виде которой у любого собирателя старых изданий учащенно забилось бы сердце.
