Как известно, у меня нет моральных принципов. Несмотря на все мои дурные и порочные наклонности, когда-то я дал себе зарок: не иметь никаких дел с девственницами. И я его твердо соблюдаю. Хотя прошлой ночью я едва его не нарушил, но вовремя опомнился. Вы едете со мной по каким-то своим личным соображениям. Я их не знаю и знать не хочу. Может быть, из-за бедности, а может быть, из-за женского каприза, из-за желания увидеть вблизи человека, прославившегося на весь Лондон сводим распутством. Но какими бы причинами вы ни рукаводствовались, будьте очень осторожны, находясь рядом со мной. — Хартвуд поднял указательный палец вверх, словно предостерегая ее. — Ни в коем случае не вынуждайте меня нарушать данный мною зарок, не вздумайте меня искушать.
Лицо Хартвуда стало жестким и суровым, от былой насмешливости и веселости не осталось и следа.
— Вам все ясно, Элиза? Как только вы попытаетесь обольстить меня, я сразу выгоню вас на улицу, не заплатив ни фартинга. Вы меня слышите? В тот же миг наш весьма необычный договор будет расторгнут.
Элиза опять энергично закивала. К ее радости, он не просил ни о чем таком, что ей было бы неприятно делать. У нее не было никакого желания становиться его настоящей любовницей, независимо от того, какие чувства он пробуждал в ней. Хотя его дразнящие прикосновения вызывали у нее сильные ответные ощущения, Элиза не могла не заметить, что за его поддразниваниями скрывается нечто большее. Видимо, это нечто большее как будто напугало его самого. Он в самом деле вел себя так, словно она могла заставить его совершить необдуманную опрометчивую глупость.
— И в заключение, мисс Фаррел. — Хартвуд никак не мог остановиться. — Раньше, да и сейчас вы делились со мной вашими астрологическими прозрениями по поводу моего характера и даже договорились до такой глупости, как возможная любовь. Вам следует бросить эту сентиментальную чепуху. Между нами не может быть никаких романтических отношений.
Он принял натянутую позу, как будто опасался, что в ответ на его слова Элиза разразится протестующими восклицаниями. Но она молчала. Что было проку спорить с ним? Если гороскоп говорил правду, в чем она почти не сомневалась, значит, независимо от того, что думал он, должно было случиться то, что должно было случиться.
Молчание затянулось. Хартвуд понял, что она не намерена пререкаться. Успокоившись, он сказал:
— Если у вас все получится так, как надо, то по истечении двух недель я щедро награжу вас. Пятьдесят фунтов, которые я дал вам сегодня, ваши. Если успешно справитесь с ролью любовницы, то получите вознаграждение. Но зарубите себе на носу: вы получите от меня деньги, и только деньги. Не обольщайтесь понапрасну: меня нельзя исправить. Вам никогда не сделать из меня влюбленного Ромео. Лучше не выходите за пределы вашей роли, даже если вам взбредет что-либо в голову. Вам все ясно?
Элиза опять кивнула.
— Вот и хорошо. Я составлю контракт, в котором будут оговорены условия нашего делового соглашения.
— А без контракта вы мне не верите?
— Я не верю ни одной женщине, — ледяным тоном ответил Хартвуд. — До сих пор ни одна особа женского пола не дала мне ни малейшего повода усомниться в моей правоте.
Переход от насмешливости к раздражению у Хартвуда произошел очень быстро. Сказывалось влияние воинственного Марса. Ровное спокойное настроение, обусловленное Луной, моментально перешло в угрюмо-враждебное, вызываемое Марсом. Несмотря на огорчение от такой резкой перемены, Элиза была все-таки довольна. Она добилась того, чего хотела. Она остается с ним — это главное, и еще неизвестно, что будет дальше. Как знать, может быть, с ее помощью он сумеет измениться в лучшую сторону. А сейчас ей очень хотелось прояснить кое-что до конца.
— Милорд, не соблаговолите ли вы мне объяснить, ради чего вам все-таки нужна любовница? Вы говорите, это каким-то образом связано с наследством. Но мне непонятно, какая может быть связь между любовницей и завещанием.
Поморщившись, Хартвуд отвернулся, ему явно не хотелось пускаться в объяснения. Не зная, как ему быть, он подошел к столу и взял миниатюрный портрет в серебряной рамке. Поглядев на портрет, он не без колебания протянул его Элизе. На миниатюре был изображен юноша с темными волосами и унылыми синими глазами, не имевшими ничего общего с веселым и живым выражением карих глаз Хартвуда.
— Это Джеймс, мой старший, рано умерший брат. Титул Хартвуда перешел ко мне после его смерти. Подобно мне, Джеймс вел себя как настоящий потомок нашего отца. Мот и беспутный человек — вот кем он был. Характер Джеймса нисколько не отличался от дьявольски скверного характера отца, которого не зря прозвали Черный Невилл. Тяжело заболев и будучи на смертном одре, Джеймс раскаялся во всех своих грехах. А перед смертью он составил очень странное завещание. Согласно его последней воле мне надо навестить мать и пробыть у нее две недели, только после этого я могу вступить в права наследования. Посещение должно состояться в течение двух лет со дня смерти брата. По истечении указанного срока наследство замораживается на длительный срок. По ряду причин я откладывал визит, как только мог. Но вторая годовщина смерти брата уже совсем скоро и оттягивать поездку больше никак нельзя. — Хартвуд задумался, словно столкнулся, с каким-то затруднением, но ненадолго. — Завещание Джеймса выглядит очень странным и путаным. Дополнительно ко всем нелепым условиям я должен приехать к матери вместе с любовницей. В противном случае я лишаюсь наследства, равно как и удовольствия пользоваться всеми привилегиями, которые переходят от Джеймса ко мне. Все ясно? Больше нет никаких вопросов?
Элиза опять молча кивнула, хотя вопросов у нее было хоть отбавляй. Ради чего заставлять брата совершать такой шокирующий поступок: вынуждать мать, знатную леди, якшаться с продажной женщиной? Какое-то чудное раскаяние?! Но тут Элиза мысленно одернула себя: разве она вправе судить лежащего на смертном одре? Кто знает, какие мысли приходят в голову человеку, стоящему на пороге вечности? Возможно, Джеймс решил таким странным образом, пусть уже за могильной чертой, но спасти жизнь какой-то падшей женщины. Однако даже такое замысловатое объяснение не позволяло понять намерение лорда Лайтнинга взять на место куртизанки какой-то синий чулок. Абсурд, да и только!
Но в тот же самый миг ее что-то больно кольнуло в самое сердце. Элиза вдруг поняла: всему причиной завещание. То, что случилось прошлой ночью, это соблюдение условий завещания. К ее стыду, Элиза вынуждена была признаться: напрасно она обольщалась насчет его отношения к ней. Его влекло к ней не чувство, а расчет. Как же она обманулась в своих надеждах! Да, отдаваясь ему, она вела себя безрассудно. Какое счастье, что она отделалась лишь легким испугом! Но теперь, в полной мере уяснив свое положение, Элиза оценила предложение Хартвуда выбросить из головы всякие глупые мысли о любви и решила последовать его совету. Иначе ей грозили серьезные неприятности.
