Мы все думали, что еще немного, и эта женщина сгинет в бездне – finis batt'e, как говорят у нас, что по-английски означает «конец сражению». Но нет, она еще раз выходит замуж. За богатого англичанина мистера Мейсона. Тут я мог бы много чего порассказать, но уж лучше промолчу. Говорят, он любил ее так, что, пожелай она мир на тарелочке, она бы его получила. Но все без толку!
Она становится все безумнее и безумнее, и в конце концов приходится держать ее под замком, потому как она пыталась убить собственного мужа. Впрочем, не из одного лишь безумия, но и по вредности характера.
Вот вам, сэр, мамаша вашей супруги. Вот вам ее папаша. Я уехал с Ямайки и не знаю, что стало с этой безумной женщиной. Одни говорят, что она умерла, другие это отрицают. Но мистер Мейсон очень привязался к этой самой Антуанетте и, когда умер, оставил ей по завещанию половину своих денег. Ну а я живу то здесь, то там, надеясь, что где-нибудь что-нибудь да перепадет. Потом вот оказалось, что возле Резни продается дом – очень дешево. И я его взял и купил. Новости доходят и до здешней глуши, и в один прекрасный день я узнал, что мистер Мейсон умер, а его семья решила выдать Антуанетту за молодого англичанина, который ничего про нее толком не знает. Тут я понял, что мой святой долг предупредить этого ничего не ведающего джентльмена: у нее плохая кровь – и по отцу, и по матери. Но они белые, а я цветной. Они богатые, а я бедный. Пока я думаю, что к чему, они все обставляют в два счета, благо вы еще толком не оправились от лихорадки и не можете ничего толком порасспросить. Верно это или нет, вы можете судить сами.
Затем вы появляетесь на этом острове, и мне становится понятно, какое бремя возложил на мои плечи Господь. И все же я колеблюсь, говорить правду или не стоит.
Говорят, вы молоды, красивы и добры к окружающим. Но еще я слышал, что ваша жена молода и хороша собой, как и ее мать, и что она вас просто околдовала. Она прямо-таки вошла вам в плоть и кровь. Она с вами ночью и днем. Но вы, достопочтенный джентльмен, знаете, что для настоящего брака этого мало. Это все недолговечно. Старый Мейсон тоже был околдован ее матерью, но глядите, что из этого вышло! Сэр, надеюсь, я предупредил вас вовремя, чтобы вы решали, что к чему.
Сэр, пожалуйста, не сочтите, что я все это сочинил. Зачем мне это нужно? Когда я уехал с Ямайки, то умел немного читать, писать и знал еще правила арифметики. Один добрый человек на Барбадосе стал учить меня. Он давал мне книги и велел читать Библию каждый день, и я узнал много всякой премудрости без труда. Он удивлялся, какой я способный. И все равно я человек невежественный. Но я не придумывал в этой истории ничего. Тут все святая истина.
Я сижу у окна, и мимо меня пролетают разные слова. С Божьей помощью я ловлю некоторые из них.
На это письмо я потратил неделю времени. Я не спал ночами, все думал, как лучше выразиться. Но теперь надо заканчивать и избавиться от бремени.
Вы мне по-прежнему не верите? Тогда задайте этому дьяволу Ричарду Мейсону три вопроса, и пусть он обязательно на них ответит.
Первое: правда ли, что мать вашей жены заперли на замок, потому как она была сумасшедшая? Уж не знаю, жива она сейчас или нет.
Второе. Верно ли, что брат вашей жены был идиот с рождения и Господь смилостивился над ним и забрал его к себе?
Третье: пойдет ли ваша супруга по той же дорожке, что и ее мамаша?
Ричард Мейсон, конечно, большой хитрец и сразу начнет плести вам разные истории – а попросту врать – о том, что происходило в Кулибри. Но вы его не очень-то слушайте, а сразу спрашивайте: да или нет?
Если он станет отмалчиваться, расспросите других людей: многие видят, как с вами обошлась эта семейка, и очень вам сочувствуют.
Прошу вас, сэр, навестите меня. Я смогу рассказать вам кое-что еще. Но у меня сохнет рука, болит голова и разрывается сердце оттого, что я доставляю вам такое огорчение. Деньги – вещь хорошая, но это дорогая цена за безумную женщину на супружеском ложе. Безумную, а может, и еще чего похуже!
Я заканчиваю письмо одной просьбой. Поскорее навестите меня.
Ваш покорный слуга
Дэниэл Косвей.
Спросите Амелию. Она знает, где я живу, и знает меня. Она ведь здешняя».
Я аккуратно сложил письмо и положил во внутренний карман. Я не удивился. Скорее даже я ждал чего-то подобного. Какое-то время я сидел и слушал, как шумит река. Наконец я поднялся. Солнце уже припекало изо всех сил. Я почувствовал, как ноги у меня сделались деревянными. Я никак не мог заставить себя осмыслить все это. Когда я проходил мимо орхидеи, усыпанной золотисто-коричневыми продолговатыми цветами, один цветок коснулся моей щеки. Я вспомнил, как однажды сорвал одну такую орхидею для Антуанетты. «Ты сама, как орхидея», – сказал я ей тогда. Сейчас я тоже сорвал цветок, бросил его на землю и раздавил каблуком. Тут я наконец пришел в себя, прислонился к дереву и произнес вслух:
– Что за жара сегодня! Просто невыносимо! Когда я увидел издалека дом, то пошел бесшумно.
Вокруг не было ни души. Дверь кухни была открыта. Усадьба словно вымерла. Я поднялся по ступенькам, прошел по веранде и, услышав голоса, остановился у двери в комнату Антуанетты. В зеркале я видел Антуанетту в кровати и Амелию, которая подметала пол.
– Быстро заканчивай, – говорила Антуанетта, – и пойди скажи Кристофине, что я хочу ее видеть.
Амелия положила обе руки на палку от метлы и сказала:
– Кристофина уходит.
– Уходит? – переспросила Антуанетта.
– Да, уходит, – подтвердила Амелия. – Кристофине не нравится этот прелестный медовый месяц. – Обернувшись, она увидела меня и продолжала: – Ваш муж за дверью. У него такой вид, будто он увидел зомби. Видать, и ему не нравится этот очаровательный медовый месяц.
Антуанетта выпрыгнула из кровати и залепила ей пощечину.
– Ты ударила меня, белая тараканша! – крикнула Амелия. – Сейчас ты получишь сдачи!
И она ударила Антуанетту.
Антуанетта ухватила ее за волосы. Амелия, оскалив зубы, попыталась укусить руку хозяйки.
– Антуанетта, я тебя умоляю, – сказал я с порога. Антуанетта обернулась. Она страшно побледнела.
Амелия уткнула лицо в ладони, притворяясь, что плачет. Но я видел, что она внимательно следит за нами сквозь пальцы.
– Уйди, девочка, – сказал я ей.
– Ты называешь ее девочкой, – вскипела Антуанетта, – хотя она постарше дьявола! И куда более злобная!
– Пришли сюда Кристофину, – велел я Амелии.
– Да, хозяин, слушаюсь, хозяин, – тихо отвечала Амелия, потупив глазки. Но как только она вышла из комнаты, то сразу же принялась распевать:
Белая тараканша выскочила замуж.
Белая тараканша выскочила замуж.
