Оторвавшись от стены, Эмори побежал. Как древний старик, согнувшись пополам, передвигая ноги так, будто к ним были привязаны железные шары. Он увидел вспышку в тени слева, и тут же раздался выстрел. Пуля просвистела возле его уха, т не попала в цель — он успел упасть ничком на выложенную булыжником мостовую. Воздух вырвался из легких, и он увидел тень, которая направлялась к нему. Человек промелькнул под фонарем, и Эмори успел разглядеть его лицо, вытянутое и острое, как у гончей. Это был Ле Куто, он злорадно ухмылялся. И все же Эмори надеялся, что это еще не конец.
Он со стоном перекатился к верфи и вдруг увидел, что держит в руке что-то блестящее. Это был ключ ко всему, ко всем секретам, правде и лжи…
— Мистер Олторп! Мистер Олторп! Эмори… пожалуйста! Эмори с трудом открыл глаза. Кто-то звал его по имени.
— Эмори! — Он поднял голову и увидел Аннели. Она смотрела на него своими синими, широко открытыми глазами. — Эмори! — воскликнула она. — Вы в порядке?
Он поморгал и несколько раз судорожно сглотнул, стараясь преодолеть приступ тошноты. Боль в голове и в животе постепенно затихла, и он медленно выпрямился, — Да, — выдохнул он, — кажется, в порядке.
Его голос прозвучал непривычно грубо. Наконец он поднялся. Аннели взяла его за руку и повела к ближайшей скале.
Она сняла с себя платок, намочила в воде и вытерла Эмори пот со лба. Он с благодарностью пожал ей руку.
— Никогда не знаешь, что может случиться, — сказал он как-то смущенно.
— Еще одна вспышка молнии?
— Не только. Еще и удар грома.
Он наклонился вперед, не осознавая, что уперся лбом в ее грудь. Аннели стояла затаив дыхание, выронив мокрый платок. Затем положила ему на голову сначала одну руку, затем другую и стала ласково теребить его блестящие черные кудри.
— Вы опять были на корабле?
— Нет, нет. Я… я был у верфи. Было темно, но я слышал плеск воды, и совсем близко на якоре стояли корабли.
— Вы думаете, это было здесь, в Торбее?
— Нет, — уверенно ответил он, подняв голову. — Это был французский порт. Я определил это по запаху.
Пальцы Аннели перестали теребить его волосы. Эмори обнял ее за талию, и она почувствовала жар его тела. Их руки двигались сами по себе. Эмори исследовал изгибы ее талии и позволил себе положить большие пальцы на то место, где сходились корсет и пышная юбка.
— Почему вы думаете, что это был французский порт? Одного запаха мало.
— Не могу объяснить. Знаю же я откуда-то, что Наполеон — французский император. — Он нахмурился и перевел взгляд на ее губы. — Мне кажется, я бывал в том порту сотню раз. И пытался вернуться туда.
— Пытались? Зачем?
Он снова покачал головой, потом вдруг убрал с ее талии руку, в которой держал золотую цепочку. Когда он поднял ее, она засверкала в солнечных лучах, контрастируя с висевшим на ней простым железным ключом.
Эмори выпрямился и сдвинул брови, вертя цепь в руке, а Аннели, не зная, что делать со своими руками, осторожно опустила их и сложила за спиной.
— Вы вспомнили эту цепочку с ключом.
— Это ключ от сейфа. У капитана любого корабля есть сейф.
— Этот ключ — ваш?
Эмори покачал головой.
— Не знаю. Я заметил, как что-то блеснуло под водой, и… — Он глубоко вдохнул. — Не знаю. Может быть, мой. А может быть, он там лежит уже пару месяцев, а то и лет.
— Вряд ли, — возразила Аннели. — Однажды ночью я оставила шпильку на подоконнике, и к утру она полностью заржавела. Находись этот ключ в море дольше чем пару дней, на нем было бы намного больше ржавчины. К тому же молодой Блистерботтом каждый день приходит сюда в поисках мидий и моллюсков. Он давно нашел бы эту цепь.
Олторп нехотя кивнул.
— Последнее, что я увидел, прежде чем упасть в воду, был ключ. Может быть, этот.
— Вы упали в воду?
— Я скатился с края верфи, — сказал он. — Намеренно. Прятался от тога, кто изрезал мне спину…
Он вскинул голову и вопросительно посмотрел на нее.
— Я видела шрамы, — сказала она. — Уиллеркинз считает, что кто-то хотел причинить вам сильную боль.
Он не знал, что ответить, лишь чертыхнулся и поднял к небу глаза, которые из черных стали янтарно-коричневыми, когда в них заиграли яркие лучи солнца. И Аннели пожалела, что у нее не хватило смелости обнять его, прижать к груди и ласкать, пока с его лица не исчезнет страдание.
— Я хочу вас кое о чем спросить. Обещайте, что ответите честно.
Она подумала, облизнула губы.
— Если смогу, отвечу.
— Вы верите, что я совершил все те преступления, в которых меня обвиняют?
— Бабушка не верит. Это я точно знаю.
— Я спросил, верите ли вы.
— Я слишком мало знаю вас, сэр; чтобы судить об этом, — призналась она. — За последние несколько дней я только успела узнать, насколько справедливы суждения бабушки. Я всегда думала… — Она спохватилась, что может наговорить лишнего, но, встретив его удивленный взгляд, продолжила с улыбкой:
— Меня всегда уверяли, что она с причудами.
— А теперь что вы о ней думаете?
— Теперь… Думаю, она эксцентрична и своенравна. Ее забавляет то, что все думают, будто она плохо соображает, хотя это далеко не так. Она целеустремленная, упрямая, настойчивая. С чужим мнением не считается, думает и делает то, что хочет.
— В вашем голосе звучит зависть.
— Я завидую ее мужеству. И се независимости. Она не похожа на других.
Он поднял с песка ее кружевной платок.
— У каждого есть выбор, мисс Фэрчайлд. Каждый волен поступать, как считает нужным.
— Это скорее относится к мужчине, чем к женщине, сэр.
— Но ваша бабушка — женщина, — возразил Эмори.
— Моя бабушка очень богата и никогда ни от кого не зависела. Ей все равно, что о ней думают. К тому же она необычайно умна.
В голосе Аннели звучало столько нежности, что Эмори не сдержал легкой улыбки. Аннели покраснела.
— Нам пора возвращаться, — сказала она, беря у него платок.
Он не сразу отдал его. Лишь после того, как коснулся ее руки и плеча.
Она невольно посмотрела ему в глаза.
— Возможно, будет надежнее, если вы станете хранительницей обоих ключей, — пробормотал он, набросив золотую цепочку ей на шею, которая скользнула между ее грудей. Его теплые длинные пальцы нежно высвободили ее волосы из-под цепочки. Он провел большим пальцем по ее подбородку, и она подняла голову.
Аннели затаила дыхание. Он не сводил с нее глаз, его губы слегка приоткрылись. Как это было в библиотеке, когда она думала, что он поцелует ее. Об этом нетрудно было догадаться по выражению его лица и едва уловимому наклону вперед.
Она не знала, что остановило его. Он склонился к ней и тут же отпрянул. А она уже готова была к поцелую и вся дрожала, прикрыв глаза. А когда открыла их, он, сняв башмаки, вытряхивал из них воду.
