Юлия замолкала, а потом в каком-нибудь разговор), опять возникал этот вопрос – и она говорила что-нибудь вроде такого:
– Это вам ваша матушка должна была объяснить.
Сама она, выросшая практически без матери, жила в замке моего мужа в женской половине для слуг, видела все едва ли не с младенчества и узнала все, что нужно знать женщине, столь основательно, что в годы своего замужества и жизни в Лангедоке со всеми заботами матери о потомстве справлялась сама, без спрашивания советов у соседок. Более того, она в селе своем пользовалась известностью, как хорошая повитуха и знаток женских болезней. Когда у меня на седьмом месяце беременности внезапно очень бурно зашевелился плод – и вдруг я почувствовала боли, похожие на предродовые схватки, Юлия приложилась ухом к моему животу и сказала, что ребенок во мне перевернулся, спешит выйти наружу, но только вот не головкой вперед, как положено, а ножками, что может привести к смерти Анжелики и к моей травме.
– А что же делать? – удивилась я, не столько случившемуся, сколько тому, что о подобном казусе не рас сказал мне отец в свое время.
Юлия велела мне лечь на спину, оголить пузо и, слегка раздвинув ноги, не шевелиться, но глубоко дышать.
После этого стала водить руками над моим животом и, хотя она даже не прикасалась ко мне при этом, я чувствовала кожей приятное тепло, исходящее от ее ладоней. Так продолжалось довольно долго, мне даже надоело лежать, но плод, оказывается, успокоился, схватки прекратились. Стало так спокойно, что я решила отправить себя в полусон. Когда же решила открыть глаза и сказать Юлии, что не надо мне ее помощи, в животе моем тельце Анжелики зашевелилось и внезапно прокрутилось. Я ощутила это. И тут же услышала:
– Откройте глаза, синьора София. Все в порядке.
Я действительно почувствовала, как внутри меня стало все легко и свободно. Будто маленькая девочка, живущая во мне, даже обрадовалась, что поживет в моем тепле еще какое-то время.
– Полежите немного – и вставайте, – сказала Юлия, прикрывая мой живот подолом платья, и повторила. – Все в порядке.
Когда я встала, то никаких болей и никаких позывов, какие я помнила еще по прошлым родам, не было. И родила спустя два месяца с помощью Юлии тоже быстро и легко. С помощью не физической, конечно, а посредством ее сна, в котором присутствующие в ее сознании фантомы переносили те страдания, что должна была переносить я.
Потому и сил у меня хватило на то, чтобы причувствоваться к окружающему меня после родов миру – и явственно уловить приближение к замку Сен-Си недружелюбных сил. Впрочем, если быть до конца честной, то о том, что в Кале появились какие-то странные люди в черном, но не монахи, Юлия узнала от приезжавших накануне в замок торговцев рыбой. Узнала – и тут же сообщила об этом мне. Эти люди расспрашивали жителей города о Софии Аламанти – имени морякам Атлантики тогда еще неведомом, а уж портовой шпане и подавно. Местные же дворяне, знающие родословные древа всех аристократов Европы, лишь удивлялись тому, что чужаки ищут меня здесь, а не в Италии. Однако, само появление лазутчиков говорило о том, что люди «черной мессы» выследили корабль, на котором я исчезла из Генуи, и каким-то образом прознали, что я сошла с него именно в Кале. Наш побег из замка и мое чародейство, заставившее всех поверить, что это именно маркиза родила Анжелику, а не я, могло охватить людей замка и прилежащих к нему угодий, но никак не всей Франции. Ибо не чародейство это было и не волшебство, а научный метод, способ воздействия на сознание и подсознание людей – не более. И именно потому была опасность, что найдутся люди не менее образованные, чем я (то, что в давние годы против меня ломбардцы выставили пейсоватого красавца-гипнотизера доказывало, что силы, противостоящие мне, мощны и безжалостны), которые вычислят Анжелику и, захватив ее, смогут меня шантажировать. А ради Анжелики я пойду на все…
Мысль эта так растрогала меня, что я чуть не заплакала. Но тут Юлия пошевелилась и что-то прошептала во сне. Это меня насторожило. С чего бы служанке моей шевелиться и бормотать именно в тот момент, когда я думала об Анжелике? Ни раньше на секунду, ни позже, а именно сейчас?
Ответить на этот вопрос тотчас можно было одним только способом – войти в сон Юлии. Что я и сделала…
Человек в черной рясе с лицом похожим на того старика, что много лет тому назад предстал передо мной в белой одежде и с посохом, назвавший себя Повелителем снов, стоял с чем-то странной формы в воздетой левой руке, глядя при этом на женщину, лежащую у его ног точно в такой же хламиде, в какой я была в телеге возле замка в Андорре, и вопрошал:
– Где ты находишься сейчас? Отвечай! Немедленно! Я приказываю!
Тело женщины с моим лицом лежало безучастным, не спало, а смотрело куда-то мимо старца, точнее даже не мимо, а на ту самую вещь, что держал Повелитель снов в воздетой руке.
«Они вычислили Юлию в ее сне, – поняла я, – и, зная, что мы всегда рядом, решили через ее сон войти в мой сон, чтобы обнаружить меня посредством фантома. Остроумно. Если бы я спала, то они бы действительно узнали, что я нахожусь в Париже и живу в доме, который сняла для того, чтобы можно было принимать здесь любовников и вести свою игру с королем Луи. Только что именно этот старикан держит в руке? Зачем?..»
Приглядевшись к предмету, я вдруг узнала…
…Мшаваматши!
И тотчас выскочила из сна Юлии, чувствуя, как бешено бьется при этом мое сердце, а к горлу подступает тошнота.
Глава десятая
София и Мшаваматши
Самый таинственный и самый главный божок всего мнгоготысячного пантеона богов Черного континента, имя которого самими африканцами не произносится никогда, даже их колдунам и жрецам запрещено делать это, а если кто вдруг его и произнесет вслух, то либо тотчас умрет в корчах и страшных мучениях, либо в течение недели, в крайнем случае, месяца потеряет он всю свою семью, всех близких и сам от обрушившихся на него несчастий наложит на себя руки. Ибо месть бога, порожденного народами огромного материка, живущего своей особенной, отличной от европейцев жизнью, со своим укладом и образом мысли, со своей моралью, в корне отличной от нашей, не просто страшна, она уничтожительна. И главным врагом Мшаваматши являются люди с белой кожей. Ибо так повелось издревле – с тех еще пор, когда на севере Африки жили египтяне, торгующие на родном континенте только с Пунтом, а остальные тамошние народы признавая за нелюдей, уничтожая их, закабаляя, превращая в рабов и прочую мерзость. Именно этот божок – хранитель семейного очага чернокожих Мшаваматши – помогал им выжить и спастись от уничтожения.
