Кларинда повернулась, почувствовав чье-то присутствие за своей спиной, и обнаружила Соломона, стоявшего под аркой выхода из алькова. Кивком отполированной головы он указал в коридор, а это означало, что хозяин прислал за ней.
Кларинде хотелось бы, чтобы нынче вечером рядом с ней была Поппи и оказала ей моральную поддержку. К сожалению, по какой-то неведомой причине ее подруга своим присутствием заставляла Фарука нервничать. Кларинде пришлось взять себя в руки, чтобы успокоить разгулявшиеся нервы. Ей предстояло выполнить роль хозяйки совсем так же, как на одном из званых ужинов, которые давал отец, не так ли? Разве не играла она с потрясающим успехом эту роль десятки раз?
Изобразив на губах жизнерадостную улыбку, Кларинда взяла под руку Соломона, вновь мысленно поблагодарив его за стабилизирующее присутствие.
— Идемте, сэр. Ведь мы не хотим, чтобы султану и его гостям пришлось ждать.
Пока Эш ждал появления Кларинды, он отхлебнул небольшой глоток ароматного вина, которым угощал хозяин. Сочетание гвоздики с перебродившим красным виноградом было значительно крепче, чем вино, обычно подававшееся за обеденным столом англичан. Учитывая, что Фарук вообще не прикасался к спиртному, Эш не имел намерения позволить вину приглушить остроту восприятия окружающего мира. Если он надеялся выкрасть Кларинду прямо из-под носа этого человека, ему требовалась ясность мысли.
Однако Люк, кажется, даже не попытался сопротивляться опьянению.
— Иди сюда, красотка! — прорычал он, уже явно разгоряченный и с осоловелыми глазами, хватая одну из танцовщиц за запястье и пытаясь усадить ее к себе на колени.
Девушка захихикала, когда он принялся лить вино в ложбинку между ее объемистыми грудями. Потом Люк попытался заглянуть под газовую вуаль, закрывавшую ее нос и губы. Когда она наклонилась, уткнувшись лицом в его шею, он улыбнулся Эшу с довольным видом, говорившим, что он был бы не прочь остаться во дворце навсегда.
За свои проделки Люк заработал сердитый взгляд Тарика, дяди Фарука. Очевидно, старик все еще не смирился с тем, что его племянник открыл двери дома для западных неверных. Хотя Эш понимал, что его намерение отнюдь не дипломатично, он не мог удержаться, чтобы издевательски не поднять украшенный драгоценными камнями бокал якобы за его здоровье. Сердитый взгляд Тарика вспыхнул возмущением, и он, подчеркнуто отвернув физиономию от Эша, заговорил о чем-то с сидевшим рядом с ним мужчиной с ястребиным носом.
Явно не замечая мелких драматических эпизодов вокруг, Фарук сидел наискосок от Эша с широкой улыбкой на красивом лице и отбивал ладонями ритм в такт музыке оркестра, состоявшего из барабана, флейты и лиры.
Эш приподнялся на одном локте, опершись на гору подушек за его спиной. Случайный наблюдатель мог бы поклясться, что в его стройном мускулистом теле нет ни капельки напряжения. Эта уловка оттачивалась долгими годами практики. Даже когда он лениво улыбался одной из танцовщиц, его глаза настороженно оглядывали комнату, улавливая любую потенциальную угрозу и намечая возможный маршрут бегства.
После того как Эш увидел Кларинду, уютно устроившуюся в объятиях Фарука, он уже не был вполне уверен, что она мечтает о спасении. Даже у самых сильных и жизнерадостных мужчин, очутившихся в плену, бывал сломлен дух. Они переносили пытки и нестерпимые лишения, а в конце концов становились угодливыми приживальщиками врага, которого некогда презирали.
Кларинда обладала невероятно упрямым характером, но откуда Эшу знать, что пришлось ей пережить в руках Фарука или корсаров, которые ее похитили?
Когда он взял у Макса деньги, Эш пообещал себе, что предстоящая работа не будет ничем отличаться от всех его остальных заданий. Но мысль о том, что Кларинда страдает в грубых руках какого-то мужчины, вызывала у него желание схватить ее в охапку и унести в такое место, где ее никто никогда больше не обидит. Сначала, конечно, уничтожив ее обидчиков.
Но брат нанял его для другого, напомнил он себе. Макс намеревался вернуть ее, и это он будет ждать ее, чтобы схватить в объятия и вылечить своей нежностью ее травмированную психику. Работа Эша заключалась лишь в том, чтобы вызволить ее из дворца. Именно это Эш собирался сделать независимо от ее поддержки или отсутствия таковой.
Званый ужин был устроен в одной из прямоугольных башен, расположенных на каждом углу дворца. Для того чтобы не ограничивать свою свободу столом и стульями, султан и дюжина его гостей — исключительно мужчины — уютно расположились на бархатных подушках, украшенных кисточками, и мягких валиках, обтянутых атласом изумрудного, сапфирового и алого цветов.
Низкие столики с пищей стояли перед ними в форме прямоугольника, оставляя достаточно места для танцовщиц, использовавших середину в качестве импровизированной сцены.
На каждой стене этой просторной комнаты располагались широкие окна. Их деревянные ставни были распахнуты, пропуская в комнату свежий ветерок, напоенный ароматом цветущего по ночам жасмина, который смешивался с соблазнительными запахами яств.
Верный своему слову Фарук прилагал все усилия к тому, чтобы гости отведали всех экзотических деликатесов, имевшихся в его распоряжении. На низких столиках стояли подносы со свежим инжиром и сушеными финиками, покрытыми сахарной глазурью. Глиняные миски, наполненные бараниной, плавающей в золотистом море оливкового масла, соседствовали с целыми горами кускуса со специями и массой марокканских только что испеченных плоских круглых лепешек, которыми пользовались вместо вилок или ложек.
Однако самым экзотичным и соблазнительным было то, как черноокие красавицы кружились под звуки флейты и дробь барабанов. Эш с рассеянным видом поднес к губам свой кубок, внимательно присматриваясь к соблазнительному вращению бедер одной танцовщицы, загипнотизированный помимо своей воли манящими движениями.
Юбка танцовщицы — если это можно было так назвать — едва держалась на изящных бедрах, создавая впечатление, что одно неосторожное движение — и она полетит на пол. Высокий разрез открывал длинную смуглую ногу всякий раз, когда она кружилась.
На ее тонкой талии поблескивала нить рубинов, и такой же драгоценный камень более крупного размера украшал заманчиво глубоко посаженный пупок.
Обтягивающий лиф закрывал только округлости зрелых грудей. Но даже на лифе имелся разрез, позволявший ему сразу же разъединиться, если вдруг какой-то мужчина невзначай прикоснется к нему. Эш отхлебнул еще глоток вина, подумав вдруг, что большинству английских мужчин не удается увидеть столько обнаженного тела за всю свою супружескую жизнь.
