В это же время митрополит Алексий пребывал во Владимире, где выступал судьей в споре великого тверского князя Василия Михайловича с племянником Всеволодом Александровичем Холмским за обладание Тверью. С большим старанием митрополит пытался примирить князей и убедить князя Всеволода признать старшинство его дяди. Но племянник упорно возражал и выставлял великому князю Василию ответные неприемлемые требования: отдать ему во владение часть великокняжеского удела. Закончилось все лишь благими пожеланиями, и каждый из князей уехал домой, оставшись при своем мнении.
С возвращением митрополита, а затем и великого князя, в Москве восстановился порядок. Они вместе с боярами приступили к самому важному за последнее время делу, которого требовали москвичи – расследованию обстоятельств убийства тысяцкого Босоволкова – а для этого собрали боярский совет. Но совет, на который возлагались многие надежды, с первых же боярских выступлений вылился в ожесточенный спор соперничавших друг с другом знатных семей. Ввиду того, что Вельяминовы и их главные сторонники бежали, бояр Босоволковых поддержало большинство. Даже самые почтенные бояре – Феофан и Матвей Бяконтовы – выступили против Вельяминовых, считая их вдохновителями убийства тысяцкого Алексея Петровича.
– Совсем забыли о высшей власти! – возмущался Феофан Бяконтов. – Только Вельяминовы могли хотеть смерти несчастного Алексея!
– Надо бы сурово наказать весь их род за жестокость и насилие! – вскричал Матвей Бяконтов.
– Почему они сбежали в Рязань?! – пробасил боярин Дмитрий Зерно. – Если бы были правы, то не прятались бы от людского и княжеского суда!
– Надо бы послать людей, княже, в Рязань! – буркнул раздраженный спором боярин Симеон Михайлович. – Пусть Олег Иваныч выдаст на расправу Василия Вельяминова!
– Пусть выдаст! Пусть выдаст! – закричали многие бояре, заглушив протест своих соперников. – Этого Василия нужно судить! А все его имущество и пожитки – забрать в казну!
Такое решение никак не устраивало великого князя Ивана Ивановича. Вот и сидел он в грустной задумчивости, пытаясь закрыться обеими руками от шума многих голосов разъяренных бояр. – Зачем я созвал этот беспокойный сонм? – лихорадочно думал великий князь. Перед его глазами проходили картины из прошлой жизни. Вспомнился отец, князь Иван Даниилович, старший брат Симеон. – Как тяжела великокняжеская шапка! – мелькнула мысль. – Как мне все это надоело! Может, бросить все и уйти в чернецы, в Божий монастырь?
Его мысли вдруг прервал голос митрополита Алексия, сидевшего рядом с князем в большом, обитом красным византийским бархатом кресле. – Зачем вы устроили этот спор, славные бояре? – сказал митрополит, глядя на Феофана Бяконтова. – Неужели вы не знаете, что убийцу до сих пор не поймали? Конечно, всем известно, что Василий Вельяминов был соперником несчастного Алексея! Однако никаких доказательств его вины нет! Одни догадки! Но разве можно судить почтенного человека, боярина, только по догадкам? Эдак мы осудим без доказательств половину Москвы и загубим боярскую честь! Сегодня мы покараем Вельяминова, а завтра – кого еще? Это не дело!
– Правда, правда! – одобрительно загудели бояре, успокаиваясь.
– А значит, нам нужно посмотреть, подумать и подождать, – продолжал митрополит. – Господь все видит и знает…Может и будет какое-нибудь знамение. Наберитесь терпения! И нечего раздражать самих себя в поисках врагов среди уважаемых людей. А вдруг убийцы пришли из чужой земли? Вы забыли о литовской угрозе? Вот уже и Брянск в руках хитрого Ольгерда! Но Господь нас не покинет…
Митрополит замолчал и задумался.
– Это так, – пробормотал с передней скамьи боярин Андрей Акинфов. – Нам нужно искать врага не в нашей славной Москве! Не исключено, что убийца был прислан самим Ольгердом?
– Это вполне возможно, – поддакнул Дмитрий Афинеев. – Литовцы любят устраивать в чужих землях беспорядки! Однако у меня появилась одна мысль! Ведь Ольгерд только что завладел Брянском! Разве не в этом весь корень зла? Ведь Роман Молодой – литовский ставленник! А может, убийца боярина Алексея прибыл из Брянска?!
– Из Брянска, из Брянска! – дружно прогудели бояре.
– Я помню, как во время Дмитрия Красивого из Брянска прибыл посланец, – неожиданно молвил, вставая со второй от князя скамьи, боярин Матвей Бяконтов, – и обвинил великого князя Семена в преступлениях людей Алексея Босоволкова! Неужели вы не помните? Он тогда притащил с собой в качестве доказательства мертвую, протухшую голову!
– Помним! Помним! – прокричали бояре.
– Так вот, братья, – продолжал боярин Матвей, – это и есть брянская месть нашему покойному тысяцкому! А при Дмитрии они притаились…Дмитрий Брянский был тих и осторожен…А вот, когда сбросили Василия Смоленского и посадили Романа Литовского, они разом осмелели!
– А может, это была месть брянских купцов за того жалкого Мордата?! – вдруг громко сказал Дмитрий Зерно. – Разве вы не помните того купца, который вымолил у брянского князя пощаду дебрей своей дочери и приехал жить в Москву?
– А, так это тот самый купец Мордас, который привез в свое время покойному Ивану Данилычу ценную грамотку! – кивнул головой седобородый Феофан Бяконтов. – Он долго не прожил в Москве: его вскоре зарезали, прилюдно, на рынке!
– Вот я об этом и говорю, – улыбнулся Дмитрий Зерно. – Тогда ходили слухи, что того купца Мордата зарезали люди нашего несчастного Алексея Петровича!
– Это – бесстыжая ложь! – вскричал, вскочив с последней скамьи, сын убитого тысяцкого Василий, приехавший из Переяславля, где он был воеводой, как раз на боярский совет. – Зачем поднимать злые слухи?! Это – грех перед памятью моего праведного батюшки!
– А здесь были брянские купцы или посланцы? – поднял голову великий князь Иван. Мысль о вине брянских людей ему понравилась.
– Были, великий князь, – пробормотал, не вставая, Матвей Бяконтов, – и брянские купцы, и посланники со свитой. Нет сомнения, что это они виновны в убийстве славного боярина!
– Так ведь те люди приходили от князя Василия Брянского или Смоленского! – возразил Симеон Михайлович. – А тот Василий был нашим другом и присылал к нам людей с добрыми словами…
– Да, вы сказали много жестоких слов о Брянске…, – с горечью сказал Иван Московский. Но тут перед его глазами вдруг встали образ красавца Дмитрия Брянского, первого тестя, милое личико покойной любимой супруги Феодосии, дочери этого князя, и слезы неудержимым потоком потекли по его щекам. С огромным трудом он преодолел охватившее его волнение и, махнув рукой, с усилием произнес: – Надо жестоко наказать этого Романа Молодого и послать большое войско на беспокойный Брянск!