– Я презираю их ужимки, – скривилась она.
– Право, сэр! Вы сознаетесь в позорной зависти?
– В зависти?
– К способности дам объясняться без слов.
Он сделал шаг, и толпа мгновенно поглотила его. Сильвия удалилась в темный уголок. Неужели она действительно завидовала? Она чувствовала себя потерянной, словно заблудилась меж двух миров; она единственный гость на празднике, который не флиртовал и не заигрывал. В то время как Дав сейчас найдет себе партнершу на всю ночь.
Подхватив полы домино, она сбежала с террасы и направилась к лабиринту. Пройдя по освещенной фонариками дорожке, вошла под тисовую арку входа и потерялась в темных переходах.
Она подняла глаза к небу и, не выдержав, засмеялась над собой. Боже! Она вовсе не завидовала, о нет! Она просто умирала от ревности.
Мег улыбнулась и протянула ему руку для поцелуя. Дав коснулся губами ее пальцев, а потом щеки.
– Вы довольны, мадам?
– Моим праздником? Вы очень изобретательны. И о празднике будут говорить в Лондоне долгие годы. А вы, вы довольны, Дав?
– Как я могу считать себя довольным, когда я потерял вас, Мег?
– Дорогой мой, не будьте таким галантным! Удерживая ее руку в своей, он сел рядом с ней.
– Мег, любимая, в чем дело?
– Ты думаешь, мне так легко оставить тебя? – Она улыбалась весело, храбро. – Ты думаешь, мальчик вроде Хартшема способен на что-то еще, кроме как слегка развлечь меня?
– Он моложе меня на десять лет, – заметил Дав. – Полагаю, его пылкость неиссякаема.
Она рассмеялась.
– Настолько неиссякаема, что даже скучно.
– Ты обучишь его. Ты же обучила меня.
– Нет. Ты единственный в своем роде. – Мег поднесла его руку к своим губам и поцеловала его ладонь, прежде чем выпустить ее. – Вот почему я оставляю тебя. Не прерывай меня! Не только потому, что я никогда не смогу держаться в обществе так, будто того, что произошло возле твоего дома, никогда не происходило, но и потому, что ты недостаточно любишь меня.
Он не отводил взгляда от ее пальцев.
– Полагаю, пытаться разубедить тебя – все равно что бросать слова на ветер?
– Я не настолько глупа, чтобы выйти замуж, Дав, или же начать раздавать обещания, которые я не в силах выполнить.
– Потому что только в качестве вдовы твоя свобода и твое состояние принадлежат тебе. Она отняла руку.
– Я собираюсь и далее пребывать в подобном качестве. Так что лучше кончить наши отношения сейчас. Расстаться друзьями.
– Но ведь появлялся в твоей жизни один человек, который был достоин твоего сердца. Или я ошибаюсь, Мег?
– Возможно, но очень давно. После того что произошло с моей дочерью, роман с ним стал невозможен.
Дав перебирал кружева, оторачивающие ее рукав возле локтя.
– А я думал, ты покинула меня из-за невзрачной француженки, которая пробралась в мой дом.
– Боже, сэр! Из-за того глупого ребенка? Нет, мне пришлось закончить нашу связь из-за Джорджа Уайта. Его пальцы едва не разорвали кружево.
– Из-за Джорджа?!
– Ты забыл: я ведь сама привязывала ее кстолбикам твоей кровати. Иначе я бы, конечно, никогда не догадалась.
– И ты не проронила ни слова? Как нехорошо с твоей стороны!
– Я не нарушу ее тайны. Но будь осторожен, Дав. – Мег встала и криво улыбнулась. – Я не знаю, что за игру ведет эта женщина, но я абсолютно уверена в одном: она не знает, что такое любить.
Дав провожал взглядом Мег, уходившую прочь, – прекрасную, роскошную Мег, красивую, умную. Вряд ли она когда-нибудь по-настоящему любила его. Он тоже не испытывал к ней настоящего чувства, разве что как друг и из благодарности. Однако она по-прежнему нравилась ему, и он сильно скучал по тем временам, когда она делила с ним постель. Ощутив небольшой прилив ярости, он отправился на поиски своего таинственного нового секретаря.
Лабиринт окутывала тьма. Темнота и холод царили в нем. Снег убрали с дорожек, и в каждом тупике установили жаровни. Летом лабиринт служил самым идиллическим местом для парочек. Сейчас он стоял одинокий.
Укутавшись как следует в свое домино, Сильвия села на кованую скамейку в центре лабиринта и стала прислушиваться к звуку шагов, то приближавшихся, то удалявшихся, по мере того как случайно забредший сюда одинокий гость следовал поворотам его заиндевевших дорожек. Сердце ее стучало в такт шагам, словно оно знало, что ее судьба приближается к ней. Наконец фигура в маске вышла на маленькую площадку, где сидела Сильвия. Фигура неловко привалилась к статуе Афродиты.
На празднике сегодня собралось немало пунцовых домино. Да и, казалось бы, как можно его распознать, в плаще с капюшоном и черной полумаске! Однако Сильвия сразу узнала Дава по его росту, по запаху, по очертанию его рта. Его прекрасного рта!
Все остальное терялось в темноте, так же как и она сама, надежно скрытая во мраке. Она медлила заговорить с ним, не уверенная, что он вообще видит ее.
Он повернулся и отступил, словно испугавшись при виде ее, отвесив вежливый поклон. Неужели он напился? И если выпитое сделало его беспечным, уязвимым, может, ей стоит воспользоваться ситуацией? Если он пьян, она просто не имеет права не воспользоваться! Однако она продолжала сидеть тихо, предоставив все судьбе.
– Ах, мадам, – заговорил Дав. – Что делать человеку, когда любовница бросает его?
Господи, неужели он принял ее за женщину? Сильвия все также хранила молчание, а соображения стремительно проносились в ее голове.
Лунный свет, может, и высвечивает слегка ее белую полумаску, как освещал сегодня сотню других, но мужской парик ее надежно скрыт капюшоном домино. Ничто не позволит ему догадаться – пьяному-то! – что он, как дурак, распинается сейчас перед своим секретарем. Он думает, что она женщина!
Она поглубже забилась в тень и заговорила нежным, соблазнительным голосом, а сердце ее отчаянно колотилось, потому что она ужасно рисковала.
– Не знаю, сэр, – проговорила она. – Может, человеку следует поискать себе другую любовницу?
– Какой бессердечный совет, мадам! – ответил он. – Так я должен буду целовать незнакомую женщину?
Сильвия поднялась, крепко придерживая ткань, скрывавшую мужское платье и предательский парик. Она превратилась всего лишь в дух, заблудившийся в холодной тьме. Если держаться спиной к луне, то тень капюшона, наверное, полностью скроет черты ее лица.
– Разве одаривать поцелуями незнакомок не является целью всякого маскарада? – спросила она, стараясь, чтобы голос ее звучал тихо, глухо, нереально.
Он протянул к ней руку. Кончики его пальцев коснулись ее подбородка.
– Вы добры, мадам.
– Вы много выпили, сэр?
– Прискорбно много. – Тон его наполнился раскаянием. – И я промерз до костей. Не согреете ли вы меня?
