Она пообещала себе, что не станет ни просить его, ни умолять, но слишком велико было искушение. Преодолев страх, она взглянула ему в лицо и, облизав пересохшие губы, повторила:
— Отпусти меня. А другим — Игану и Финну — ты мог бы сказать, что я сбежала. Что не успел ты отвернуться, как я удрала…
— Нет. Это было бы ложью. Как можешь ты, женщина, посвятившая себя служению Богу, просить меня солгать?
Он самым бессовестным образом насмехался над ней.
— Я не посвятила себя служению Богу. К тому же я и сама лгала, — с горечью призналась она. — А еще я держала кинжал у твоего горла и подумывала о том, чтобы убить тебя.
Напоминание об этом ему, как видно, не понравилось. Она заметила, как он сжал зубы.
— Я надеюсь все же, что Господь простит меня, потому что после этого я спасла тебе жизнь, Камерон Маккей. — Она гордо вздернула подбородок. — Ты обязан мне жизнью.
Он впился в нее взглядом.
— Вот как? Да я и сам справился бы с ними. Тебе не было никакой необходимости так глупо рисковать. А если уж говорить о том, кто кому обязан, то я тоже спас тебе жизнь. И не один раз, а дважды. Или ты об этом забыла? «Не дай мне умереть», — процитировал он ее слова.
Мередит поморщилась, когда он напомнил об этом. Ей не хотелось быть чем-нибудь ему обязанной, тем не менее она была обязана ему жизнью…
— Почему? — упрямо спросила она. — Почему ты спас меня? И тогда, на реке? И когда меня ранил Монти?
— Я не мог позволить тебе умереть и не мог обречь на страдания. Ты приняла на себя удар, предназначенный мне.
— Ты говоришь, что не хотел обречь меня на страдания, однако я страдаю, зная, какие мучения испытывает мой отец, думая, что меня нет в живых!
Но Камерон отлично знал, какую он причиняет боль. Как же она забыла? В этом и заключается его дьявольский план — нанести удар одновременно и по отцу, и по дочери!
При мысли об отце, сломленном горем, у нее снова заныло сердце.
— Что сделано, то сделано, и я не могу ничего изменить, — сказал он.
Она прерывисто вздохнула.
— Ты поступаешь глупо, потому что я всегда буду напоминать тебе о том, что следует забыть…
— Забыть? Ты хочешь, чтобы я забыл своих братьев? Моего дорогого отца? Они были всей моей жизнью, а теперь их нет! Я буду помнить об этом всю свою жизнь! Ты хочешь, чтобы я забыл? Не выйдет!
Мередит слишком поздно обнаружила, что он в ярости. Она попятилась, но он схватил ее за руку. Она попыталась вырваться. Тогда он схватил одной рукой обе ее руки и резко притянул ее к себе. Она совсем рядом увидела светлые пятнышки на его зрачках, смуглую кожу щеки, суровый изгиб губ.
— Я скажу тебе то, что следовало сказать уже давно. На сей раз ты услышишь-всю правду о Рыжем Ангусе. Ты услышишь о его злодеяниях… о его жестокости и коварстве! Отец, мои братья и я возвращались из Инвернесса. Мы отвозили шерсть на тамошний рынок. Чтобы не нарываться на неприятности, мы объезжали стороной земли Монро. Мы были уже всего в двух днях езды от дома, когда на рассвете подверглись нападению. Брату Освальду, который стоял на часах, перерезали горло — слава Богу, он умер мгновенно!
Меня, моего отца и остальных моих братьев разбудил боевой клич вашего племени. Едва мы успели вскочить с постелей, как они на нас навалились. Отец хотел выхватить меч, но меча не было. Его, как и остальное наше оружие, украли ночью. Отца зарезали на месте. Вдалеке я увидел Рыжего Ангуса — его огненную шевелюру ни с чьей не спутаешь.
Мередит даже попятилась, увидев боль, исказившую его лицо.
— Меня должны были убить следующим — удар по голове, меч в спину. Но я не умер, и следующим оказался мой братишка Томас, которому было всего десять лет! Он даже не умел держать меч да и не хотел учиться, потому что мечтал стать священнослужителем. Он лежал рядом со мной. Мне никогда не забыть его взгляда — умоляющего, растерянного! Он погиб в тот момент, когда потянулся ко мне, ища помощи, защиты, а я не мог спасти его! Я даже не мог пошевелиться!
Мередит хотелось зажать руками уши, чтобы не слышать того, что он говорит. Хотя она поклялась себе, что не будет ни о чем умолять его, но не выдержала.
— Прошу тебя! Замолчи…
— Но я еще не все рассказал, Мередит. У меня оставалось четверо братьев, помнишь? Хотя я не мог пошевелиться, я видел все. Я видел, как одного за другим убивали моих братьев. Нейла, самого старшего, Берка, который был годом моложе. Я слышал, как стонал Кеннет… Помнишь, я говорил тебе, что рана в живот причиняет самые сильные мучения? Я попытался подползти к нему, но не хватило сил. Только смерть Освальда я не видел собственными глазами…
Твои соплеменники подумали, что я мертв. Очнулся я в доме фермера, который случайно наткнулся на нас. Это он выходил меня, он похоронил моего отца и братьев… и он же рассказал мне о том, как в ближайшей деревне твои соплеменники хвастали, что они убили Рональда Маккея и его сыновей, очень порадовав этим своего вождя. Они украли наше оружие и напали на безоружных — такие уж они храбрые воины! — Камерон презрительно фыркнул. — Они так нас боялись, что рискнули напасть только на безоружных! Но Рыжему Ангусу и этого, видно, было недостаточно. Возвращаясь домой, я узнал то, о чем, пожалев меня, не сказал фермер.
Головы моего отца и Нейла, его первенца, были доставлены в нашу крепость. Жена Нейла Гленда увидела их первая. Она была беременна и должна была родить в конце лета. Она увидела голову своего мужа, и у нее начались преждевременные роды. Сын Нейла родился слишком рано и тоже умер — еще одна смерть на совести Рыжего Ангуса! Так что не проси меня забыть об этом, потому что я никогда не забуду!
Мередит почувствовала острый приступ тошноты. Вырвавшись из его рук, она упала на колени, и ее вырвало.
Слабая и дрожащая, она зажала рот ладонью. Не успела она прийти в себя или сказать хоть слово, как он подошел и поставил ее на ноги. Она встретилась с ним взглядом. Его взгляд обвинял, пылал гневом, в нем затаилась такая боль, что у нее перехватило дыхание. Властным жестом взяв Мередит за талию, он подвел ее к коню.
Подавленная и грустная, она сидела на коне впереди него. Не могла она опровергнуть то, что он видел собственными глазами, то, что ему пришлось перенести. Но и не верилось, что ее соплеменники могли совершить умышленную жестокость… На мгновение ее охватили сомнения. С тех пор как она виделась с отцом последний раз, прошло почти два года. Неужели он мог так сильно измениться за это время? Да, иногда он приходил в ярость, так с кем этого не случается? Но зверства, о которых поведал Камерон? Она не могла себе представить, что отец способен на такую жестокость, пусть даже по отношению к члену клана Маккеев. Она была уверена, что он не принимал участия в этой резне — не мог он так сильно измениться!
