– Потому что вы слишком заняты своими уравнениями? – спросил Нортвуд.
Его резкое замечание немного задело Лидию, и она отвернулась.
– Я состою не из одних чисел, милорд.
– Зачем тогда вы создаете о себе такое впечатление?
– Что вы имеете в виду?
– Да то, что вы заставляете людей верить в ваши блестящие математические способности.
– Я не…
– Разве? – перебил ее Нортвуд. – Меньше двух недель назад вы пытались втолковать мне, что я о вас думаю.
– Честно говоря, именно это все обо мне и думают.
– А я – нет.
Озадаченная Лидия подняла на него глаза.
– Вы… нет?
– Нет, это неправда, – заявил он. – Ваш удел не только холодный ум. И я ни на секунду не поверил, что вы счастливы в компании учебников да чисел – своих единственных друзей.
Лидия с трудом сглотнула. Нортвуд смотрел на нее не только с любопытством, не только с удивлением. У него был такой вид, словно он знает, что под толстым панцирем внешней сдержанности кроется что-то ранимое и болезненно-нежное. Что-то, что он без труда сумеет защитить.
– Почему я должна верить вам? – дрожащим голосом спросила Лидия.
Александр подступил ближе. Теперь он был так близко, что прохладный воздух вокруг них стал нагреваться; так близко, что она ощутила желание, зреющее в его теле. Его голос зазвучал ниже и заскользил по коже Лидии, словно лаская.
– Если бы вас устраивала такая жизнь, вы не стали бы целоваться со мной, не прикасались бы ко мне так, будто хотите большего, – тихо проговорил Александр.
Лицо Лидии запылало.
– Я продемонстрировала вам чудовищное отсутствие рассудительности, – пробормотала Лидия.
– Вы продемонстрировали то, что чувствуете, – поправил ее Нортвуд. – То, чего хотите.
– Я говорила вам, чего хочу. Но речь шла не об этом.
Лидия не могла найти подходящих слов, понимая, что они будут ложью в десятой степени. Ее плечи напряглись, и она отступила назад.
– Можете думать обо мне что хотите, милорд, – сказала она. – Я хочу, только чтобы вы помнили одно. Я говорила, вам лучше поверить в то, что я рассказала: оставьте мне удел интеллектуального одиночества. Все остальное, без сомнения, приведет к худшему.
Лидия отвернулась от Александра. Он схватил ее за руку и так властно сжал ладонь, что сердце подскочило в груди.
– Ничего между нами не может привести к худшему, мисс Келлауэй, – с уверенностью проговорил он. И повторил: – Ничего!
– Ваше замечание надо просто укоротить до одного слова, милорд, и тогда вы получите правду. – Лидия вырвала у Александра свою руку. – Между нами никогда ничего не будет.
– Вы ошибаетесь.
У Лидии перехватило горло. Как же ей хотелось ошибиться! Как же хотелось отпереть замок на скрытой части себя самой и пустить Нортвуда внутрь. Чем больше времени они проводили вместе, тем больше Лидия представляла себе, как восхитительно было бы открывать все новые возможности их близости.
Хотя бы одну-единственную ночь.
Пораженная этой мыслью, Лидия отвернулась и, не взглянув на виконта, зашагала следом за сестрой.
– Джейн!
Та помахала рукой. Лидия пошла быстрее, надеясь, что лорд Нортвуд уйдет. Хотя, признаться, еще больше надеялась на то, что этого не случится.
– Смотри! – Джейн указала на отгороженную решетками вольеру, в которой находилось шесть клеток для львов, тигров, гепардов и ягуара. – Лорд Нортвуд, а вам известно, что львов сюда привезли из Нубии? Это в Африке! А вы только посмотрите на леопардов! Все они из Индии. Это ведь так, Лидия? Ну во всяком случае, один из них. Лорд Нортвуд, а вы знали, что древние греки считали жирафов помесью леопарда и верблюда?
Александр остановился рядом с Лидией.
– Нет, я этого не знал. Зато я ездил верхом на верблюде.
– Неужели? Где?
– Когда я был еще мальчиком, отец возил нашу семью в Египет. Верблюды там встречаются так же часто, как кареты.
– А как вы себя чувствовали верхом на верблюде? На что это похоже?
– Как на лодке, которая вот-вот перевернется. Без сомнения, верховая прогулка на верблюде – один из самых странных моих поступков.
Усмехнувшись, Джейн снова стала рассматривать львов. Лидия и Нортвуд остановились, чтобы понаблюдать за гигантскими кошками, которые тяжело бродили по своим загонам, время от времени рыли лапами землю и потягивались, разминая развитые мускулы.
– Но почему Париж? – неожиданно спросил Александр.
Лидия вздохнула.
– Вы безжалостны.
– Тем более ответьте мне.
– Это не должно вас волновать, милорд.
– Знаю. Но я любопытен. Так почему Париж?
– Потому что нам не по карману отдать ее в одну из лондонских школ, а леди Монтегю готова выплачивать ей стипендию.
– Но почему ваша бабушка считает, что вы не справитесь с обучением?
Лидия взглянула на сестру. Джейн провела палочкой по земле, направляясь к медвежьей яме. Ее длинные волосы блестели на солнце, спадая на плечи шелковым покрывалом.
Нортвуд считает, что ему известен ее удел? Он думает, что знает, чего она хочет, что ей нужно, какой образ жизни ей следует вести? Пожалуй, он изменил бы свое отношение к ней, если бы знал о ее прошлом.
– Потому что я сама не имею образования, – ответила наконец Лидия.
– Вы даже не получили его от матери?
Несмотря на то что вопрос не прозвучал слишком неожиданно, по всему телу Лидии пробежала резкая боль. Она остановилась, силясь унять участившееся дыхание.
– Мисс Келлауэй? – Лорд Нортвуд подхватил ее под локоть. – С вами все в порядке?
Лидия кивнула, глядя в сторону Джейн, чтобы ни на мгновение не упустить ее из виду.
– Моя мать сама о себе не могла позаботиться, – сказала она, – не говоря уже о том, чтобы учить меня правилам этикета.
– Что же с ней случилось?
Лидия замерла. Ее локоть все еще лежал в ладони Александра, и она чувствовала тепло сквозь его перчатку и свой рукав. Нортвуд стоял близко, слишком близко, устремив на нее взгляд, словно пытался решить какую-то сложную головоломку. От его мускулистого тела исходила сила, уверенность…
Внезапно Лидии пришла в голову не слишком приятная ей мысль о том, что человек с его грозным характером с легкостью воспринял бы любую правду, которую она выложила бы ему. И без малейшего усилия выслушал бы любое признание, которым ей так хотелось бы облегчить собственное сердце.
– У нее была… беда, – Лидия дрожащей рукой прикоснулась к виску, – здесь. У нее развилась болезнь мозга. Странное состояние, когда ее то мучила меланхолия, то преследовала мания. Бывали периоды ярости, а иногда она словно погружалась во тьму. До моих пяти лет с ней все было в порядке. А потом… Отец говорил мне, что она потеряла нескольких детей – у нее случались выкидыши. И от этого что-то в ней… надломилось. Она стала запираться в своей спальне. Впадала в ярость из-за малейшей ерунды типа пятнышка от травы на моем платье. Бабушка переехала к нам, чтобы помогать в уходе за ней. Некоторое время она справлялась, но потом стало слишком тяжело даже для нее. И бабушка уговорила отца отправить маму в лечебницу, где за ней присматривали доктора.
