— В отличие от вас, мэм, меня это мало волнует. Кстати, отчаяние очень вам к лицу.
— Понятия не имею, что вы хотите сказать, но это, видимо, и не важно. Не правда ли, Донателла — прелестная малышка? И вы пробыли в ее обществе очень долго. Наедине.
Она окинула его таким многозначительно-злорадным взглядом, что Тайсону до смерти захотелось швырнуть в нее чем-нибудь потяжелее.
— Да, — продолжала она, плотоядно ухмыляясь и оценивающе осматривая Тайсона. — Не будь вы викарием, я посчитала бы, что вы весьма неплохо провели время. Хотя, как английский викарий, вы, вероятно, понятия не имеете, что есть истинный грех.
Обычно хладнокровный, спокойный Тайсон Шербрук, мужчина, отличающийся беспристрастностью, независимостью суждений и чувством справедливости, взвился с места как ошпаренный. Ярость горячей волной ударила ему в голову.
— Вы злобная грязная старуха, — холодно процедил он. — Я не желаю видеть вас в своем доме, мадам. Вы и мистер Гриффин уедете утром. Надеюсь, я достаточно ясно выразился?
Черные усики возмущенно дрогнули. Миссис Гриффин вскочила, противно шелестя черными юбками, и ткнула палкой в грудь Тайсона.
— Вы священник, сэр! И посмели оскорбить меня и дорогого мистера Гриффина, да еще в его отсутствие. Вы еще будете молить меня о прощении!
Тайсон, все еще взбешенный до глубины души, произнес голосом, таким же суровым, как у отца, когда тот сердился на мать, что случалось совсем нередко:
— Прошу извинить меня, мэм, но вы и мистер Гриффин все же покинете замок завтра же. Я желаю вам спокойной ночи и приятного путешествия в Эдинбург.
— Посмотрим, что скажет Доналд Макрей, когда обо всем узнает! — завопила она. — Он поверенный Бартуиков, влиятельный и важный человек в столице. Он надерет ваши чертовы английские уши за такое гнусное поведение. Викарий! Ха! Этот человек называет себя викарием! Чума на вашу голову, сэр!
Острая парфянская стрела, ничего не скажешь, но Тайсон даже не потрудился оглянуться на злобную тварь. Просто вышел из гостиной, едва не сбив с ног дочь, притаившуюся у двери. На полу стоял стакан молока — Будь это в моих силах, Мегги, я и тебя отослал бы, — вздохнул Тайсон и взбежал по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки.
Два часа спустя преподобный Шербрук горячо молил Бога простить его за неразумный и, в сущности, беспричинный гнев, весьма для него необычный. Он проявил внезапную вспыльчивость, отказался, фигурально говоря, подставить правую щеку, когда ударили по левой, позволил непривычным эмоциям взять над собой верх, затянуть в болото страстей, где теперь и валялся, позоря свое призвание, черня репутацию. Правда, все, что сорвалось с губ этой мерзкой женщины, очевидно, слишком больно ранило, иначе он не сорвался бы подобным образом. В этот момент Тайсон осознал, что, похоже, пытается оправдать себя в глазах Господа. Как он мог пасть так низко? Так легко свернуть с пути праведного? Спаситель постоянно присутствовал в его жизни, был ее неотъемлемой частью. Его сила наполняла смыслом существование Тайсона. Он был отмечен Божьей любовью, что давало ему бесконечную радость. И все же Тайсон покинул его где-то в одном из бесчисленных оврагов этой злосчастной страны и продолжал путь в одиночестве. С трудом сумев освободиться от ложной гордости, от глупых претензий, он честно признался:
— Господи, ты прав. Я ужасно согрешил. Вел себя как настоящий осел, оглашая округу громким бессмысленным ревом. Поверь, Господи, я изо всех сил постараюсь впредь не делать ничего подобного.
Что к этому добавить? Больше ничего на ум не приходит. Он уже не сердился на миссис Гриффин, и всякое желание отшлепать Мегги пропало. Ну.., не совсем, но почти.
Следует научиться лучше держать себя в руках. Может, дело в том, что он оторван от родных корней, далек от всего, что знал и понимал, что знакомо ему и дорого? Их разделяет много-много миль. Он оказался в глухом захолустье, совершенно чужой части света, где в этот момент все казалось непонятным. Он чувствовал себя слепцом, бредущим по узкой горной дороге.
Наконец Тайсон открыл глаза и увидел, что мрак окутал землю, находящуюся так далеко к северу, что последние лучи света гаснут здесь не раньше, чем в десять вечера, когда тьма вступает в свои права.
В душе царил невыразимый покой. Правда, Тайсону в голову не пришло просить мистера и миссис Гриффин остаться. Он не трус и проводит их как подобает хозяину и, невзирая на любые провокации, будет держать рот на замке.
А как быть с Мэру Роуз Фордайс? Она незаконнорожденная. Но разве это так важно? При одной мысли о том, что, но словам сэра Лайона, брак с Эриксоном — для нее большая честь, сердце сжималось от чувства несправедливости. Очевидно, окружающие думают по-другому. Но он не позволит Эриксону Макфайлу принуждать девушку.
Он принял решение и будет его придерживаться. И нужно признать, он легче заснет, зная, что старая сова и ее молчаливый кислолицый муж завтра же покинут Килдрамми. Интересно, что она скажет ему на прощание, когда он будет провожать взглядом и улыбкой катящийся по двору экипаж? Пожалуй, нужно еще и помахать им вслед. Тайсон улыбнулся в темноту.
Стояла такая тишина, что, когда, вырвав его из глубокого сна, раздался пронзительный вопль, Тайсон едва не свалился с кровати.
Тайсон даже не вспомнил о халате и выскочил в коридор в широкой ночной рубашке, путавшейся в ногах. Пробежав до конца длинного коридора, он остановился и огляделся. Судя по всему, до утра недалеко. В торцевое окно пробивался унылый серенький свет. По дому пронесся очередной вопль. Похоже, кричат не в спальне Мегги, а из гостевой комнаты, в дальнем конце коридора. Да это миссис Гриффин! Что ее так перепугало? Может, мистер Гриффин, доведенный до предела, душит любезную женушку?
Тайсон немедленно упрекнул себя за недостойные мысли и пошел дальше, морщась при каждом шаге: древние камни были холодны как лед. Распахнув дверь, он ворвался в комнату, где царила непроглядная темнота. Наверное, все шторы задернуты. Он тут же ушиб палец, едва не закричал от боли и внезапно заметил колеблющееся пламя единственной свечи, крошечный яркий кружок, в котором всплыло лицо миссис Гриффин, белое, как только что выпавший снег. Усики на верхней губе напоминали траурную повязку. На голове топорщатся папильотки. Что за мерзкое зрелище! Морщась от боли в злосчастном пальце, Тайсон спросил;
— Что стряслось, миссис Гриффин? Я слышал ваш крик. В чем дело? И где мистер Гриффин?
— А, это вы, викарий, — отозвалась старуха. — Я видела ее — впервые с тех пор, как гощу в проклятом замке. В прошлом году я хотела встретиться с ней, долго умоляла показаться, но она и не подумала явиться. Должно быть, ждала, когда я буду вне себя от ярости и досады, потому что именно сегодня мне страшно хотелось хорошенько врезать вам по голове за то, что вы посмели выгнать меня, как жалкую попрошайку. Я вовсе не желала ее видеть, не была готова к встрече. А она, видно, решила напугать меня до смерти…
