— Сколько времени вы намерены провести в Тадуссаке? Граф де Пейрак ответил уклончиво, и Анжелика еще раз почувствовала, что ей говорят не все. После полудня она с детьми вновь отправилась на берег.
Группа матросов с чужого корабля была послана на берег за питьевой водой. Командовал ими мсье д'Урвилль. У этих матросов были физиономии разбойников; либо они на самом деле были разбойниками, либо это непредвиденные беды пути оставили такие следы на их изможденных лицах. Бледные истощенные оборванцы, худые до такой степени, что их худоба путала, ругались хриплыми голосами. Они выкатывали свои деревянные бочки и баки, оглядываясь по сторонам и ища случая для ссоры. Люди с «Голдсборо» провожали их к источнику, который вытекал из бассейна, выложенного камнем. Любопытные жители Тадуссака, явившиеся сюда, не выказывали к прибывшим никакой симпатии. Они хорошо знали это судно, которое причиняло им только неприятности. Платили они мало, с их приездом в порту начинались беспорядки.
Люди д'Урвилля сопровождали матросов с этого корабля до самого источника во избежание инцидентов.
Из той же лодки в сопровождении матросов высадилась какая-то женщина. Она была бедно одета, вся в черном. Дама казалась пожилой, но статной. Очевидно, она привыкла все делать самостоятельно: отказавшись от помощи мужчин, она спрыгнула в воду. Одной рукой она подбирала подол платья, в другой руке несла ребенка. Ее грубые башмаки, связанные шнурками, висели на шее. Добравшись до берега, она села на песок и стала терпеливо обуваться. Ребенка положила рядом с собой. Он лежал неподвижно. Эта сцена напомнила Анжелике высадку Благодетельницы с маленьким Пьетро на руках. Но это воспоминание, нечеткое, расплывчатое, промелькнуло лишь на мгновение.
У женщины был землистый цвет лица, края век покраснели. Это раздражение от соленой морской воды. Из-под ее черного чепца выбилась седая прядь волос. Прежде всего она привела в порядок прическу. Женщина быстро поднялась, и Анжелика заметила, что она моложе, чем показалось сначала. Женщина взяла ребенка на руки и зашагала по гальке. Д'Урвилль остановил ее:
— Мадам! — вежливо обратился он к ней — Кто вы? И что вы здесь делаете? У меня есть приказ не позволять никому из пассажиров корабля ступать ногой на эту землю до особого разрешения мсье де Пейрака.
Женщина спокойно взглянула на него. Д'Урвилль не мог бы описать цвет ее глаз, так как они выцвели от анемии.
— Мсье де Пейрак, говорите вы? Вы имеете в виду того пирата, который утром задержал нас? В таком случае я могу вас заверить, что именно он сам разрешил мне сойти на сушу, чтобы позаботиться об умирающем ребенке. На корабле мы были лишены всего.
Голос был ясный, мелодичный, даже сильный, более молодой, чем можно было ожидать, глядя на ее изнуренный силуэт. Один из людей с «Голдсборо», который сопровождал женщину, показал мсье д'Урвиллю пропуск, написанный и заверенный графом.
— Все в порядке. Вы можете идти, мадам. Отдыхайте в свое удовольствие.
Женщина поблагодарила, вздохнула и, тяжело ступая, побрела к косогору.
К этому моменту толпа рассеялась. Одни ушли по домам, не желая иметь дела с экипажем «Сен-Жан-Баптиста», другие, напротив, пошли за матросами к роднику, чтобы выяснить, почему французский корабль пришел так поздно.
На берегу остались Анжелика с детьми и несколько девушек Короля.
Анжелике было жалко эту женщину, которая должна одиноко шагать по голой земле после нескольких месяцев изнурительного путешествия на корабле. Она вспомнила, в каком состоянии были они все, когда прибыли в Голдсборо, какими жалкими и исхудавшими были дети. А ведь тогда накануне плавания Жоффрей позаботился о запасах провианта. Она двинулась вперед.
— Мадам, не могу ли я вам чем-нибудь помочь? Женщина посмотрела на нее с интересом. Немного поколебавшись, она приняла предложение.
— Я не откажусь, благодарю Вас, мадам. Ради этого умирающего малыша. Ему нужно молоко и немного бульона. Уже несколько недель мы питались галетами, размоченными в морской воде, и пили прокисший сидр.
— Идите за мной, — сказала Анжелика. Они поднялись к лавке Виль д'Эвре, который находился поблизости. Он устремился было навстречу Анжелике, но, увидев ее спутницу, опустил глаза и остановился. Потом улизнул украдкой.
Женщина его не заметила. Она вошла в дом и села со вздохом облегчения к огню.
— Ах, какое удовольствие вернуться в свою страну!
— Вы из Тадуссака? — удивилась Анжелика.
— Нет, из Виль-Мари. Но здесь уже Канада. Ступив на эту землю, я чувствую себя воскресшей, за что и благодарю бога. Анжелика занялась очагом.
— Это ваш внук? — спросила она, указывая на ребенка, которого женщина начала освобождать от мокрых, пропитанных солью пеленок и поднесла худенькое тельце к огню.
Вновь прибывшая покачала головой.
— Нет… Это ребенок одной супружеской пары иммигрантов, плывущих на корабле. Родители его скончались. Я услышала, что матросы хотят выбросить дитя в море. Мне стало жаль ребенка. Я взяла его, хотя наша компания не хотела этого. Его силы на исходе, он скоро умрет.
Анжелика передала ей миску с молоком, и женщина начала осторожно поить ребенка.
— Рассказывают, что ваш путь был очень трудным, — сказала Анжелика.
— Труднее и не придумаешь. Мы перетерпели все, кроме кораблекрушения. Нужно сказать, что этот корабль служил военным госпиталем. Едва мы покинули Руан, на нем началась чума. Несколько человек умерли. К счастью, на корабле был специальный служащий, мсье Бишар, который их похоронил. Капитан был без сознания.
Пока она рассказывала, Анжелика взяла из своей походной аптечки мазь и стала растирать тельце ребенка, затем завернула его в свою шерстяную шаль.
— Надо немного подождать. Пусть он пока усваивает питание. Его нельзя перекармливать сразу. Она уложила ребенка около огня, затем послала Анриетту и Дельфину к Катрин-Гертруде попросить бульона. Женщина наблюдала за Анжеликой, отметив ее умение ухаживать за больными.
— Теперь ваша очередь, — сказала Анжелика. — Может быть, вы думаете, что сами не нуждаетесь в помощи? У вас болезненный вид. Даже человек с каменным сердцем пожалеет вас.
— Я говорила, что мы испытывали массу неудобств. Злой характер капитана увеличивал наши беды. Когда мы взошли на корабль в Руане, мсье Кампуа, корабельный квартирьер, велел погрузить для меня и моих сестер несколько бочек пресной воды. Но когда порт скрылся из вида, нам перестали давать воду, и мы вынуждены были пить матросское пойло. Кроме того, нас одолевали болезни. И мои сестры, и я все мы в жалком состоянии.
Анжелика протянула ей чашку подогретого молока с хлебом.
