— Я обещала дядюшке пойти с ним завтра утром в «Памп-Рум», — сказала она и оглянулась на мрачного мистера Мортона, уныло скитавшегося среди гостей. Но его тут же заслонил подошедший с закусками и шампанским Джордж. — Благодарю, милорд, — промолвила Рут, принимая от него тарелку с маленькими пирожками.
Появление лорда Фицуотера произвело в группе легкое смятение. Молодые люди явно стеснялись и не знали, о чем с ним говорить. Но Синтия, по натуре слишком кипучая, чтобы долго смущаться, все же осмелилась нарушить молчание.
— Лорд Фицуотер, вы не считаете, что верховая прогулка будет много полезнее для миссис Прайс, чем стакан минеральной воды, выпитой в тесноте «Памп-Рум»? — спросила она.
Он улыбнулся.
— Кто бы не согласился с вами, мисс…
— Гордон, — представилась она. — Синтия Гордон. Это мой брат, Майкл. А это — Адам Хастингс.
— Очень приятно.
Когда взаимное представление закончилось, Майкл робко сказал:
— А вы сами, милорд, не хотели бы составить нам компанию? В том случае, конечно, если это не нарушит ваших планов… — Он умолк, будто испугавшись собственного нахальства.
— Буду весьма рад присоединиться к вам, — сразу же ответил Джордж. — И, между нами говоря, я уверен, что нам удастся убедить миссис Прайс в том, что конная прогулка на свежем воздухе будет весьма ей полезна.
— Я пришлю вам самую лучшую свою амазонку, миссис Прайс, — энергично заговорила Синтия. — И мы заедем за вами в десять часов с лошадью, которую наймет для вас Майкл.
— О лошади позвольте позаботиться мне, — спокойно сказал Джордж. — Я раздобуду лошадь для себя, а заодно позабочусь и о миссис Прайс.
— Кажется, вам сообща все же удалось меня убедить, — улыбаясь промолвила Рут.
Предстоящая верховая прогулка в обществе Джорджа превосходила все ее ожидания. Ведь ей хватило бы и меньшего, чтобы в последний раз насладиться его присутствием. Конечно, они не смогут остаться наедине, но, пожалуй, это даже лучше. Она хотела бы уединиться с ним, но знала, что для них обоих будет безопаснее и дальше сохранять между собой некоторую дистанцию.
Рут взглянула в сторону Коры. Несмотря на то что прием был устроен именно в ее честь, она сидела со своей матерью и миссис Редфорд, поддерживая с ними скучную, судя по всему, беседу. Выглядела девушка печальной и явно испытывала неловкость. Рут ничего не сказала, лишь поджала губы. Слабая улыбка осветила глаза Джорджа, когда он проследил за изменением ее лица, но тоже промолчал.
Зато Синтия, будто читая мысли Рут, не удержалась.
— Но Кора, скорее всего, не поедет с нами. Миссис Ренфрю считает такие прогулки весьма рискованными, и Кора никогда не осмелится предпринять что-либо, чего бы не одобрила ее почтенная матушка. Поэтому она даже и лошадью не обзаводится.
— Ну, это легко уладить, — сказал Джордж. — Я буду счастлив взять лошадь и для нее.
— Это ведь прием в честь нее, Синтия, — высказался Майкл и обратился к Джорджу: — Милорд, может быть, если вы сами попросите миссис Ренфрю, то вам она не откажет и отпустит с нами мисс Кору?
— А почему бы это не сделать самой мисс Гордон? — спокойно спросил Джордж.
На лице Синтии промелькнуло на миг недовольное выражение, но она быстро справилась с собой и хоть и вымученно, но все-таки улыбнулась.
— Не хотелось бы показаться невежливой, — сказала она. — Просто я действительно плохо знаю Кору. Возможно, если она поедет с нами, мы сможем познакомиться поближе.
— Так узнайте же это, Синтия, и если она согласится, то я улажу дело с ее матушкой, — проговорил Джордж, как бы закрывая тему.
Рут видела, какой радостью озарилось лицо Коры, когда Джордж разговаривал с миссис Ренфрю. Затем она перевела взгляд туда, где тосковал мистер Нортон, совершенно позабытый мисс Ньюком, отдавшей все свое внимание подошедшему лорду Фицуо-теру. Рут гадала, что скажет Джордж, когда миссис Ренфрю начнет расспрашивать его о подробностях предстоящей верховой прогулки, ведь отвечать на подобные вопросы действительно не его дело, но тех, кто сию прогулку затеял.
После ужина, как обычно, начались танцы. Рут осмотрелась. Повсюду внешне спокойно, но довольно активно происходили необходимые приготовления. Она услышала звуки вальса и вспомнила, как когда-то вальсировала с десятилетними дочерьми сэра Эдуарда в детской помещичьего дома, пока ее отец играл с самим сэром Эдуардом в шахматы. Боже мой, она ведь не танцевала с тех пор уже более пятнадцати лет!
Как только Рут поклялась себе, что танцевать не будет, к ней подошел Джордж, а за ним следом и Майкл Гордон.
— Потанцуем? — спросил Джордж.
— Скорее всего, нет, — неуверенно сказала Рут, хотя вдруг ей страстно захотелось принять его приглашение. — Я с детства не танцевала, — пояснила она, — и не уверена, что вспомню, как это делается.
— В таком случае, миссис Прайс, будем считать, что вы танцуете со мной впервые, — ответил Джордж. — Попрактикуетесь со мной, и обещаю вам никому не говорить, сколько раз вы наступили мне на ногу.
Рут неожиданно расхохоталась.
— Какая галантность! — воскликнула она.
— Я рад, что вы это оценили.
Джордж взял ее руку. Даже сквозь перчатку она ощутила жар, исходящий от его пальцев. Когда он ввел ее в танцевальный круг и обнял за талию, она вдруг поняла, как неосторожно поступила, приняв его приглашение.
Он был слишком близко, и она явственно ощущала каждое его движение. Ее охватил жар от прикосновения его руки, которое она остро ощущала сквозь тонкую ткань платья. Сердце ее дрогнуло, на какой-то миг остановилось и вновь заколотилось так неистово, что у нее перехватило дыхание.
Рут чувствовала, что заливается румянцем, и не смела поднять глаза на Джорджа. Подобных ощущений от его присутствия она не испытывала даже тогда, когда они любили друг друга. Но в те дни она почти сознательно склонила себя к тому, чтобы отдаться ему, а теперь не могла одолеть физического притяжения, возникшего между ними с многократно возросшей силой. Для Рут эти ощущения были чем-то новым, совершенно неизведанным и удивившим ее саму.
Когда Рут сошлась с Джорджем, то, что еще так недавно происходило между ней и Джеком Рэем, было еще очень свежо в памяти. Да это и не могло пройти бесследно. Память о нем сковывала ее способность испытывать чувственное наслаждение. Да, она глубоко любила Джорджа. Но тогда она больше любила его доброту, юмор, мягкость и понимание, а не то обжигающее наслаждение, которое она испытывала теперь от одного его прикосновения.
Что-то переменилось в ней за прошедшие годы. Теперь чувства невероятно обострились, она реагировала на каждое самое легкое и незаметное его прикосновение и почти со стыдом ощущала скрытую мощь его крепкого тела и властную уверенность, с которой он кружил ее в вальсе, Она вспомнила, как он подошел сзади и обхватил ее руками там, в конюшне, три дня назад и как это объятие подавило в ней всякую мысль о сопротивлении. Если бы им не помешали и он поцеловал ее опять, она не смогла бы противиться его желанию — его и своему, тому, которое накопилось в ней за долгие горькие годы одиночества.
