со временем только медяки блестеть начинают.
Тут сводня принялась рассказывать про одного богатого купца, видевшего Терцию на улице, сразу влюбившегося и велевшего вручить красавице золотое ожерелье – его задаток. Едва Дипсада извлекла ожерелье, как в комнату откуда ни возьмись, ворвался противный мальчишка с угрозами и кулаками.
Драчуна из дома выставили, а Терция, кончив плакать, осмотрела свои синяки и царапины, а также разорванную тунику, и негодующе решила: всё, с Назоном покончено. Напе горячо одобрила намерение госпожи, справедливо указывая , что от мальчишки никакой выгоды не дождёшься.
Назон приходил ещё не раз, ломился в дом, пока Напе не вылила на него ведро воды.
Вскоре он и со служанкой отправились по лавкам тратить честно заработанные деньги. Неизведанная свобода пьянила молоденькую женщину: делай, что хочешь, иди, куда хочешь, муж за морем, мать в Карсеолах. Сама себе госпожа!
На Велабре в лавке тканей они купили китайского шёлку, а ещё белой, пушистой шерсти, а ещё египетского льна, прозрачного, как паутина, с вытканным на нём узором. В следующей лавке они накупили притираний, помад, румян и флакончиков с драгоценными благовониями. Напе звала к ювелиру, как вдруг Терция увидела попугая. Это была крупная, нарядная птица; крылья у неё были изумрудные, грудка синяя, а клюв и два длинных пера в хвосте красные. К тому же попугай громко орал хриплым голосом:
– Привет, квириты!
– Ах, Напе! – не в силах оторвать глаз от чудесной птицы, пролепетала Терция.
– На что нам такой большой попугай, госпожа? Ведь у тебя уже есть маленький, – рассудительно возразила служанка.
Однако восхищение в глазах хорошенькой покупательницы уже заметил продавец – весёлый, хитрый азиат. Уверить, что такого умного и дешёвого попугая ещё не продавалось на Велабре, ему не составило труда.
– А за горлицу, его подружку, я возьму сущие гроши, – приятно улыбнулся он. – Ведь ты, госпожа, не захочешь их разлучить? Попугай, чего доброго, зачахнет от тоски.
Купив птиц, женщины весело устремились домой, – и тут встретили Назона. Это было совсем некстати. Терция, ойкнув, убежала: она всё ещё не простила пощёчин.
Покупки и попугай целый день занимали Терцию, однако уже на следующее утро она заскучала. Принеся жертву домашним ларам и приняв несколько жён Капитоновых клиентов, ускользнув от скучного разговора с ключником и поваром о неотложных рыночных закупках, она ушла к себе и взялась за лиру. Время утекало, не принося радости. Неужто дом Капитона – всё, что приготовила ей судьба? Тогда зачем у неё такие красивые волосы, такие крошечные ножки? Она слишком хороша для Капитона. Ей нужен другой муж, и очень нужны деньги.
Вошла Напе.
– Опять прибыли дощечки со стихами, – доложила она. – Привратник говорит, что этот драчун пытался его подкупить, чтобы ночью проникнуть в дом.
– Слышать о нём не желаю, – отмахнулась Терция не очень сердито.
– Правильно, госпожа.
– Мало того, что он распустил руки. Он порвал мою любимую тунику. Дай таблички. Что он пишет?
В письме значилось:
«К спеси прелесть ведёт: Коринна со мною жестока.
Горе! Зачем она знает свою красоту?
В зеркало смотрится… Вот где спеси причина!
Всё ж меня презирать не должна ты в сравненьи с собою.
Даже Венера спала с хромоногим Вулканом.
Я не хром, не урод, не без средств и прославлен стихами.
Знаю деву одну… Та повсюду себя выдаёт за Коринну.
Всё б она отдала, чтоб Коринною быть!..»
– Ай! – не дочитав, взвизгнула Терция. – Кто эта дрянь? Напе, если он не ушёл, позови его.
– Но госпожа!..
– Так недолго его и потерять. Я не хочу, чтобы им воспользовалась кто-нибудь другая.
Назона впустили в дом. Бросившись перед госпожой на колени, покорный и робкий, он простёр к ней умоляюще руки:
– Любимая, во всём виноват один я.
– Конечно, ты!
– Никогда, никогда более не повторю своего ужасного поступка! Прости и забудь.
Терция, выслушав извинения, сурово сообщила:
– Ты добился того, что теперь я люблю тебя в десять раз меньше, чем раньше.
– Не говори т ак, любовь моя, не терзай несчастного! – обнял он её колени. – Сам не знаю, что со мной тогда случилось. Я в жизни раба не ударил.
Она не смягчилась.
– Коли ты раскаиваешься, я готова простить злодейские синяки, но не думай, что я прощу разорванную тунику. Напе тебе сказала, сколько стоит новая?
– Но, любимая, – оживился Назон. – по-моему, Напе привирает.
– Ты зачем пришёл? – грозно осведомилась присутствовавшая при разговоре Напе. – Мириться или ссориться?
– Да за такие деньг и можно купить три приличных туники, – возмутился поэт.
– Госпожа, выгони его! – потребовала Напе.
– Уходи, – последовал краткий приказ и толчок коленом.
Назон уныло подчинился. Деньги у него были ; припрятанные в поясе, они предназначались для покупки красивого свитка с красными рожками, куда он собирался переписать свои стихи и поднести их Мессале.
– Ушёл! – ахнула Терция.
– Вернётся, – успокоила Напе.
Он действительно вскоре вернулся и дал Напе деньги на покупку туники. Взамен он получил сладостную ночь, которую так живописал в стихах:
« Из океана встаёт светоносная Эос…
Не торопись, о, богиня зари! О, помедли…
Мне хорошо в этот час предрассветный
Тихо в объятиях милой лежать.
Сладостны дрёма и нега рассвета.
Воздух прохладен… Помедли, Аврора!
О, как я страстно желал, чтобы ночь пред тобой не сдавалась.,
Чтобы звёзды в смущеньи пред ликом твоим не бледнели!
О, не спеши! Иль сама не пылала к Кефалу?
Ты нежеланна мужчинам и девам… Помедли!
О, как я сильно хочу, чтобы ось твою ветром сломало,
Иль свалился бы конь, в тучу густую попав…
Но умолкаю. Что толку впустую ворчать!
Как ни проси, день попозже не встанет.»
Видя, что любовь Назона и госпожи возобновилась, Напе была огорчена. Она считала , что хозяйка только теряет время, связавшись со стихоплётом, и к тому же не терпела, когда что-то делалось ей наперекор. В доме Капитона бойкую служанку не любили, честя за глаза выскочкой, однако держали языки за зубами, памятуя о её влиянии сначала на господина, а затем и на госпожу. Она отвечала собратьям по рабству полным равнодушием, твёрдо зная, что зависит только от расположения хозяев. К Терции она была расположена, искренне желала ей добра, а Назона считала пустым юнцом. Испробовав его на вкус и не найдя в нём ничего особенного, она укрепилась в мысли, что его надо заменить.
Будь с этим стихоплётом построже, – учила она хозяйку. – Он обязан сделать тебе подарок. Скажи, что в ноны у тебя день рождения.
Полная воспоминаний о страстной ночи и пылкости любовника, Терция была настроена благодушно:
– Какие ноны? Я уже сказала ему, когда родилась.
– Думаешь, он запомнил? Вытряси из него подарок. Заставь его раскошелиться. Пусть деньгами докажет свою любовь. Он не разрешает тебе заводить богатых поклонников, а сам скупится да еще вдобавок изменяет тебе.
Поражённая Терция широко раскрыла глаза:
– Ты думаешь?..
– Все мужчины одинаковы, – немного смутилась Напе.
– Если только я узнаю… – загораясь праведным гневом, начала оскорблённая женщина.
– Не старайся узнавать. Зачем расстраиваться?
Терция продолжала хмурить бровки. Кто знает, с кем проводит время этот
