— Сейчас наиболее подходящее время для того, чтобы отыскать нужное нам деревце, мисс Паркер-Рот. Вы хотя бы имеете представление, где оно?
Джейн посмотрела на него так, словно он был законченным глупцом, и рассмеялась.
— Хорошо, что вы не решились заняться этими поисками самостоятельно, милорд, — сказала она.
— Почему это? — нахмурившись, спросил Моттон.
— Да потому, что вы не отличите магнолию от шелковичного дерева. Мы с вами только что миновали ее, когда сошли с дорожки.
— Что?
Он обернулся и посмотрел на дерево, на которое указывала Джейн. Ничего особо примечательного он в нем не заметил, и к тому же среди листвы не оказалось ничего похожего на неблагопристойное творение Кларенса.
— А где Пан?
— Не здесь. Я не думаю, чтобы лорд Палмерсон установил этого божка на столь открытом месте, а вы как полагаете? Только вообразите, как реагировали бы на это дебютантки и их дуэньи. Во всей Англии не нашлось бы достаточного количества нашатырного спирта, чтобы вывести из обморочного состояния тех, кого потрясло бы подобное зрелище.
Пропади все пропадом, а ведь она права.
— Но я мог бы поклясться… Я хочу сказать, что изображение очень ясное, четкое…
Проклятие! Он был так уверен, что Кларенс нарисовал цветок в качестве ключа к разгадке. Что, черт побери, теперь делать?
Мисс Паркер-Рот протянула руку и сказала:
— Позвольте мне взглянуть на это. Может, я увижу то, что вы упустили из виду.
— Я не могу позволить вам увидеть рисунок Кларенса.
— Почему? — спросила она со злостью. — Ведь вам нужна помощь.
— Нет.
Мисс Паркер-Рот насмешливо хмыкнула.
Он не стал с ней спорить. Разумеется, ему нужна помощь, но только не ее.
— Я не могу показать вам рисунок Кларенса.
— Но почему? Я, может, и не эксперт в ботанике, но тем не менее более вас осведомлена в этой области.
— Дело не в ботанике, а в анатомии.
— В анатомии? Что это значит?
Но ведь она, само собой, знает ответ на этот вопрос! Она ведь успела взглянуть на рисунок Кларенса, когда они оба находились у него в кабинете.
— Мисс Паркер-Рот, рисунок являет собой образчик самой возмутительной порнографии. На него не следует смотреть молодой незамужней леди, подобной вам.
Джейн до предела округлила глаза.
— Милорд, я глубоко признательна вам за рыцарское благородство, но если вы полагаете, что рисунок может подсказать, где находится статуя, мы можем пренебречь моими нежными чувствами. Уверяю вас, что я в силах перенести такое потрясение. Ведь моя мать — художница.
— А я вас уверяю, что ваша мать не рисует ничего подобного этому.
— Возможно, что так, но ведь это всего лишь рисунки. Трудно себе представить, что они могут причинить мне серьезную травму.
— Не могут? — Эти два слова особенно резко прозвучали в тишине парка. — Травмы бывают не только физическими.
— Я это знаю.
Неужели он считает ее ребенком? Любой человек, тем более тот, кто пережил семь лондонских сезонов, знает, что сплетни и клевета могут поразить человека так же метко, как и пуля.
— Невинность драгоценна, — произнес лорд Моттон. — Единожды утраченная, она уже не возвращается.
Моттон и вправду считает ее еще ребенком! Такая вот забота…
Джейн прикусила нижнюю губу и как бы снова прислушалась к словам Моттона. Он произнес эти слова не с легкостью, нет. Они прозвучали с душевной болью, словно он говорил на основании горького опыта.
Что за невинность он потерял и когда?
— Я понимаю это, милорд. — Джейн заговорила мягче, чем ей хотелось. — Но это не отменяет того факта, что вы нуждаетесь в моей помощи. Найти следующую статую очень важно. Ведь мы не можем этим пренебречь.
Губы лорда Моттона сжались в твердую, тонкую линию, уголки губ опустились вниз. Совершенно ясно, что он хотел бы с ней поспорить, но ясно было и то, что у него не оказалось в запасе убедительных доводов. Наконец он испустил короткий, решительный вздох.
— Что ж, хорошо. Постарайтесь не разглядывать весь рисунок. — Он достал смятую бумагу из кармана и вручил Джейн, указав на один из углов листка. — Вот здесь, как видите, цветок. Если получше приглядитесь, увидите за ним и статуэтку.
— Да.
Свет был очень тусклым. Джейн подошла поближе к одному из фонарей, которые лорд Палмерсон велел развесить в саду по случаю приезда гостей. На рисунке Джейн увидела лорда Ардли и леди Фартингейл. Что это они… о Господи! Она была… Он был…
Неужели такое возможно?
Джейн почувствовала, что лицо у нее так и полыхнуло жаром, горит прямо-таки ярче фонарей в саду. А лорд Ардли и леди Фартингейл на рисунке явно наслаждались тем, что они делали.
Лорд Моттон сунул руки в карманы. Вид у него был самый мрачный.
— Рисунок, должно быть, находится в каком-то другом парке. — Он покачал головой. — Поскольку Стивен говорил, что в парке у Палмерсона есть одно из этих деревьев, я и подумал, что статуя находится именно здесь. Знаете ли вы еще какие-то парки, которые я мог бы осмотреть?
— Вы не должны осматривать парки в одиночку, я думала, что об этом мы уже договорились.
Джейн отвлеклась от созерцания людей на рисунке и внимательнее присмотрелась к его ботаническому содержанию. Ничто не указывало на то, что Кларенс изобразил вид из какого-то окна в доме лорда Палмерсона, так что взаиморасположение объектов не имело существенного значения. И все же если статуя здесь, то она скорее всего находится возле магнолии.
— Нам следует вернуться в бальный зал. Ваша матушка обратит внимание на ваше отсутствие.
Джейн взяла Моттона за руку с намерением удержать на месте и сказала:
— Нет, пока не надо возвращаться.
Статуя определенно не стоит на виду, она спрятана, иначе любой из гуляющих по дорожкам парка, в том числе и любой из светских гостей сегодняшнего бала, обратил бы на нее внимание.
Куда человек мог бы спрятать с глаз долой непристойную статуэтку? Magnolia grandiflora давала такую возможность.
Моттон вытянул у нее из пальцев пресловутый листок.
— Мисс Паркер-Рот, время…
Вон то местечко за вечнозелеными кустами было бы самым подходящим, но на него как раз и падает свет фонаря, и потому оно не совсем надежно. Где же кусты еще гуще, а листва пышнее, где…
— Там!
— Что такое?
Господи, с чего вдруг она всполошилась? Не обращая внимания на его протянутую руку, подхватила юбки и устремилась в темные заросли, в самую гущу разросшейся зелени, в которой ничего и не разглядишь. Черт побери! Чего доброго, не остережется, споткнется о какой-нибудь корень и шлепнется лицом в грязь.