— Ну и что?
— Дорабелла, скажи серьезно — может быть, ты передумала? Но теперь уже поздно сомневаться…
— Нет, нет. Просто я хочу, чтобы ты поехала со мной. — С тобой? В Венецию? Медовый месяц втроем? Интересно, как отнесется к этому Дермот?
— Я совсем не это имела в виду. Я хотела чтобы ты приехала к вам в Корнуолл после…
— Я буду приезжать к вам.
— Правда?
— Правда. А ты будешь приезжать сюда.
— Да, конечно… но мне хотелось бы, чтобы жила у нас.
— Это невозможно. Ты уже вполне взрослая и не нуждаешься в том, чтобы твое второе я постоянно находилось рядом.
— Я привыкла к этому за долгое время. Мы с тобой составляем как бы одну личность. Подумай о том, что, еще не родившись, мы вместе росли… уже тогда. Мы принадлежим друг другу. Нас соединяет нечто такое, что непонятно другим, — узы любви.
— Я хорошо тебя понимаю.
— Я знаю. Ты всегда была рядом со мной. Помнишь мисс Доббс? Ну, ту ужасную училку в школе? Она постоянно стремилась разъединить нас. «Ты должна стоять на собственных ногах, Дорабелла». Ты помнишь?
— Конечно, помню.
— Я ненавидела ее за то, что она не разрешала сидеть вместе.
— Ты злилась на нее из-за того, что не умела самостоятельно решать задачки.
— Зато ты у нас в этом деле преуспевала.
— Ты тоже научилась бы решать их, если бы попыталась. Мисс Доббс была права. Тебе нужно было стоять на собственных ногах.
— Зачем, если я могла стоять на твоих? Наверное, ты меня за это любила. Тебе всегда нравилось сознавать, что я не могу приготовить эти дурацкие уроки без твоей помощи. Ты прищелкивала языком, совсем так же, как мисс Доббс, и говорила: «Ах, Дорабелла, ты совершенно безнадежна». Я и сейчас слышу твой голос и твою довольную улыбку оттого, что я списываю у тебя решение задачки. Ты была зубрилой, тебе нравилось чувствовать себя главной. Тебе нравилось, что я не могу обойтись без тебя.
Мы обе рассмеялись. Да, это была правда. Мне всегда хотелось, чтобы Дорабелла во всем опиралась на меня. Она всех подкупала своим обаянием, а мною восхищались за мои успехи в учебе, теперь это мне стало совершенно ясно.
Мы начали наперебой вспоминать истории из детства. «А ты помнишь… А ты помнишь…» — и катались со смеху.
Часы на башне отзвонили полночь.
— Послушай, наступает день твоей свадьбы.
— Да, — сказала Дорабелла и крепко обняла меня.
— Представь себе: ты — замужняя женщина!..
— Это чудесно… не так ли? — сестра беззаботно болтала, но чувствовалось, что она ждет, чтобы я поддержала ее и успокоила.
— Я знаю, что с тобой, — сказала я. — Это у тебя волнение перед свадьбой.
— Так действительно бывает?
— Конечно, бывает.
— Я… не боюсь Дермота, но мне почему-то жаль, что наступил конец тем отношениям, которые были между нами.
— Но я остаюсь здесь, и ты уезжаешь не в другое полушарие, а всего лишь в другую часть Англии. Существуют поезда. Достаточно сесть на поезд — тебе или мне, — и мы снова будем вместе.
— Об этом я и твержу себе постоянно. Послушай, Ви…
Дорабелла умолкла, и я спросила:
— Ну, что ты?
— Обещай мне. Если мне вдруг захочется увидеть тебя — ты должна будешь приехать немедленно. Мы же не стали другими оттого, что я замужем. Ты всегда будешь со мной, не так ли?.. «Пока смерть не разлучит нас».Сначала мне хотелось отшутиться, что вроде бы эта слова ей предстоит сказать завтра, а сейчас не тот случай, но я услышала в ее голосе почти мольбу поэтому повторила: «Да, я всегда буду с тобой… пока смерть не разлучит нас».
Дорабелла поцеловала меня, выпрыгнула из постели, надела на себя халат и улыбнулась мне.
— А теперь спать, — сказала она. — Завтра трудный день.
Дорабелла ушла, но я не сразу заснула. Я все думала о ней и не могла избавиться от смутного беспокойства.
Все шло по плану. Дорабелла и Дермот обвенчались. Церковь ломилась от народу: здесь были не только друзья и родственники, но также слуги и люди из деревни.
Дорабелла прошла по проходу между рядами к алтарю под руку с отцом, а обратно вернулась под руку с Дермотом. Все говорили друг другу, что она чрезвычайно красива и вся светится от счастья.
Праздник продолжался весь день: приходили с поздравлениями все новые и новые люди, и их усаживали за стол в большом холле.
Из семьи Дермота на свадьбе никого не было. Его отец схватил сильную простуду, и Матильда Льюит не могла оставить его без присмотра. Гордон Льюит знал, что мы простим его отсутствие: не мог же он покинуть имение в такое время, когда его работники думали только о том, как отпраздновать Рождество в кругу своей семьи. Эти обстоятельства обсуждались на кухне с миссис Миллз, и она не могла не посчитать их за плохое предзнаменование, тем более, что жених и невеста спали накануне свадьбы под одной крышей.
Однако никого, кроме нее, не беспокоили никакие сомнения. Невеста и жених казались поистине влюбленными друг в друга, я не улавливала в Дорабелле и тени растерянности.
Все будет хорошо, сказала я себе. Я буду часто приезжать к ним в Корнуолл. И, может быть, снова встречусь с Джоуэном Джермином.
Все будет хорошо.
Я выпила шампанского. Мой отец произнес речь. Дермот произнес ответный тост.
На следующий день новобрачные отправились в Венецию.
Я поняла, как одиноко мне будет без сестры. Дорабелла была права, говоря о связи между нами. Мне нравилось быть ей опорой. Мне нравилось, что она списывает с меня решение задачек. Я знала, что моя жизнь будет другой в разлуке с ней. Я чувствовала пустоту и одиночество.
Дермот и Дорабелла вернулись домой после трехнедельного пребывания .в Италии. Сестра писала мне о том, как удивительно они провели там время. Дорабелла часто писала мне, и ее письма говорили о том, что в семье Трегарлендов ей живется неплохо.
Прошел сильный снегопад, стояла холодная погода, и мама простудилась. Она редко болела, но, если с ней это случалось, я ухаживала за ней. Если бы не это несчастье, я бы съездила в Корнуолл.
Мама сказала:
— Наверное, будет лучше, если Дорабелла устроится там сама. Там для нее все так ново, она будет какое-то время тосковать по родному дому. Пусть она пообвыкнется там, а весной мы приедем к ним.
Узнав, что мама нездорова, к нам приехал Эдвард. Он сообщил нам о своей предстоящей женитьбе, намеченной на март.
— Это многое упростит, — сказал он. — Гретхен намеревается навестить семью. Честно говоря, мне так не хочется, чтобы она ехала в Германию. Если бы мы поженились, то она стала бы англичанкой, и тогда ничто бы ей не угрожало.
— У них там больше не творится ничего такого? — спросила я.
Эдвард отрицательно покачал головой.
— Кажется, нет, — сказал он. — Но тот воинственный тип все еще ошивается там, и мне это не нравится.