— Королева велела причесать вас. После того как вы позавтракаете, я приду, зашнурую платье и уложу волосы, как сказала королева.
Несса подождала, когда девушка скроется, и встала с кровати. Утро было прохладное, и девушка задрожала — правда, не столько от холода, сколько от приступа малодушия. Любопытство служанки всколыхнуло чувство вины; Нессу беспокоило не то, что девушка удивлена приказом королевы сменить одежду, а то, что до нее, наверное, уже дошли слухи, распускаемые привратниками. Несомненно, весь Солсбери шепчется о том, что она ночью где-то разгуливала, а вернулась под ручку с графом. Как ни противно быть объектом гадких пересудов, всего важнее — достигли они ушей графа или нет? Знает ли он, что она переодевалась? Понял ли причину? Не превратится ли его отвращение в ненависть?
Гзррик застегнул темно-синюю тунику и посмотрел на клочок неба, видный из окна его комнаты. Вчера, оставив девушку разрываться между страстью и чувством вины, он выполнил свое намерение поговорить с привратником. Гар-рик убедил его в невиновности Нессы, но его самого одолевали жестокие сомнения. Зачем ей понадобилось выходить в одежде монашки, а потом переодеваться? Неужели он ошибался, думая, что она — редкостное создание, честная женщина, чуждая уловок и хитрости? И почему ему так больно подозревать во лжи эту женщину, когда правда о женской сущности никогда не причиняла ему страданий? Ночью он почти не спал, терзаемый вопросами, на которые не находил ответа, и презирал себя за слабость.
Глядя на крепко сжатые губы друга, Коннел размышлял: не пора ли прервать его хмурую замкнутость? Гаррик никогда не был общительным, но сегодня как-то уж слишком мрачен. Когда за утренней трапезой королева сказала, что обе ее подопечные готовятся к церемонии и не придут, Коннел был слишком занят красоткой Сибиллой и не стал ни о чем задумываться; он посчитал, что причина вполне понятная, но, судя по мрачности Гаррика, тот думал иначе.
— Не унывай, скоро красавица будет твоя, — с усмешкой сказал Коннел, но в ответ получил только кривую улыбку.
Гаррик улыбался с горечью. Красавица с сестрой не вышли к утренней трапезе, и это только подтверждало подозрение, возникшее после сообщения привратника о странном поведении послушницы. Чувствуя себя пойманным в ловушку, граф внутренне восстал против обязательства жениться. Вообще-то он с самого начала не хотел, чтобы красавица стала его женой, а Несса — сестрой. Давно подавляемые мысли вырвались на волю, и, как бы он ни насмехался над собой и ни отвергал их, он с самого начала хотел поменять сестер местами. Но сейчас, когда это скорее всего должно было произойти, желание отпало, потому что он столкнулся с ненавистным женским коварством.
— Все зависит от того, приду ли я, — буркнул Гаррик. Он мог бы все отменить, мог бы отказаться выполнить волю короля — и при этом так и не узнать правду. Но не такой он человек, чтобы бегать от действительности и искать спасения во лжи: Граф распахнул дверь и решительным шагом пошел навстречу страшному разоблачению.
Коннела озадачила странная реплика Гаррика. Конечно, все зависит от того, придет ли он — какая же помолвка без жениха? Пожав плечами, барон поспешил за другом.
У входа в часовню Гаррик остановился. Здесь, конечно, красиво; на стенах гобелены, а на бархатном алтаре — сосуды из золота с драгоценными камнями. Беглый взгляд на все это богатство объяснил ему, почему Несса предпочитала часовню Святого Стефана. Они отличаются так же, как молчаливая правда от лжи.
Элеонора стояла у алтаря рядом со священником и смотрела на Гаррика и его друга. Гаррик сегодня мрачнее, чем обычно. Неужели знает? Впрочем, не важно, ведь первую часть ее плана он не нарушил, пришел. Если ему нужен Суинтон, согласится и на вторую. Королева мысленно улыбнулась. Понимает он это или нет, но он увлечен Нессой, а значит, будет доволен заменой. Она взглянула на служку, смиренно ждущего у двери, и кивнула.
Коннел наблюдал, как Элеонора и Гаррик смерили друг друга взглядами. Под неотступным взглядом королевы Гаррик обратился в лед, так что Коннел даже удивился, когда эта ледяная статуя вдруг тронулась с места и подошла к алтарю. Коннел пошел за ним по пятам и потому упустил момент спросить, почему не пригласили Сибиллу. Утром, за столом, она сказала, что ее не будет, а он, боясь ее обидеть, не рискнул спросить почему.
— Ваше величество. — Гаррик слегка поклонился королеве и повернулся к стоявшему рядом коренастому мужчине. — Ваше преосвященство… — Он низко поклонился и поцеловал перстень прелата.
«Что ж, — размышлял Гаррик, — Элеонора ничего не упустила. Она даже пригласила для совершения обряда епископа, которого выбрал Генрих. В будущем никто не посмеет отказаться от того, в чем поклялся перед ним». Гаррик усмехнулся — Элеонора не так хорошо его знает, как думала. Если он что-то пообещает, то никогда не откажется от своего слова.
Стена коричневых домотканых платьев — эскорт Нессы — расступилась, и она осталась стоять одна в дверном проеме. Под юбкой клюквенного цвета колени дрожали, как ива на ветру. Ореховые глаза, полные тревоги и надежды, устремились на спину черноволосого мужчины.
Гаррик увидел, что королева смотрит на входную дверь, и понял, что вошла его невеста. Графа одолевали противоречивые чувства: ему хотелось, чтобы это была Алерия — и тогда его подозрения оказались бы напрасными, — и вместе с тем он молил Бога, чтобы Несса заняла место своей сестры. Собравшись с духом, Гаррик обернулся, чтобы встретить правду лицом к лицу.
Несса едва не упала в обморок, когда на нее взглянули пронзительные серебряные глаза. Ей захотелось повернуться и бежать, но воспитание потребовало, чтобы она взвалила на себя тяжелую задачу — прямо держать спину и высоко поднять голову. Конечно же, он расстроился, увидев такую невзрачную заместительницу. Но нужно выстоять — во что бы то ни стало. Гордость, конечно, — грех, но она не струсит перед Ледяным Воином, не убежит. Пусть его взгляд заморозит в ней все чувства — она будет непроницаема. Несса медленно прошествовала в придел храма.
Гаррик изучал приближающуюся девицу. Перед ним было доказательство того, что она такая же хитрая, как все женщины; и все же он чуть не улыбнулся, глядя, как храбро и решительно она шагает навстречу тому, чего, безусловно, боялась. Золотое кружево на вороте платья и по краям рукавов перекликалось с золотыми блестками в волосах, уложенных в толстые косы вокруг головы, только несколько непокорных завитков обрамляли сердцевидное личико. Красное платье придало щекам краски, которые раньше выбеливало одеяние послушницы. Он видел, что она боится, но полна решимости, и у него появилось нелепое желание защитить ее — от кого? От себя самого? Чувства так разбушевались, что он не узнавал себя; он не мог с ними справиться и презирал себя за это.
