— Клэр!
Я обернулась на оклик Джейми; он сидел на постели и смотрел на меня с виноватой улыбкой.
— Прости, англичаночка! У меня схватило живот, поэтому я в скверном настроении с утра. Но я не должен был грубить тебе. Ты простишь меня?
Я подошла к нему и легонько приобняла за плечи.
— Прощать нечего, это мелочи. Но что ты имеешь в виду, когда говоришь, что у тебя схватило живот?
Уже не впервые я отмечала про себя, что личная близость и романтика — далеко не синонимы. Джейми поморщился, прижав здоровую руку к животу.
— Я имею в виду попросить тебя оставить меня ненадолго наедине с самим собой. Не возражаешь?
Я, разумеется, немедленно выполнила его просьбу и отправилась позавтракать. Возвращаясь спустя некоторое время из трапезной, я заметила изящную фигуру в черной рясе францисканца, пересекающую двор по направлению к монастырской аркаде. Я поспешила монаху навстречу.
— Отец! — окликнула его я, и он, остановившись, улыбнулся мне.
— Доброе утро, мадам Фрэзер! — поздоровался он. — Как чувствует себя ваш муж нынче утром?
— Лучше, — ответила я, надеясь, что слова мои соответствуют действительности. — Я хотела бы поблагодарить вас за помощь прошедшей ночью, но вы удалились так поспешно, что я даже имени вашего не узнала.
Светло-карие глаза сверкнули, когда он поклонился мне, приложив руку к сердцу.
— Франсуа Ансельм Мерикёр д'Арманьяк, мадам, — назвал он себя. — Так меня назвали при рождении. Теперь же я отец Ансельм.
— Я не хочу отнимать у вас время, — сказала я. — Мне просто очень хотелось поблагодарить вас.
— Вы не задержали меня, мадам. Я повинен в грехе лени, никак не соберусь приняться за работу.
— А что у вас за работа? — полюбопытствовала я.
Этот человек был явно временным обитателем монастыря, его черная францисканская ряса резко выделялась на фоне коричневых бенедиктинских. Прислуживающий нам брат Полидор уже говорил мне, что в монастыре несколько таких вот приезжих, главным образом ученых, желающих поработать в прославленной монастырской библиотеке. Одним из таких оказался и отец Ансельм, он провел здесь уже несколько месяцев, занимаясь переводом трудов Геродота.
— Вы видели библиотеку? — спросил он.
Я отрицательно покачала головой.
— Так идемте, — предложил он. — Она производит сильное впечатление, и я уверен, что ваш дядя настоятель не стал бы возражать против вашего посещения.
Мне, с одной стороны, интересно было увидеть библиотеку, а с другой — не очень-то хотелось возвращаться к изоляции в крыле для гостей, поэтому я последовала за монахом без колебаний.
Библиотека была великолепная, с высоким потолком и стройными готическими колоннами, разделяющими крышу на множество отсеков. Узкие окна заполняли простенки между колоннами, и в библиотеке было много света. Большинство окон застеклено было обычным стеклом, но некоторые представляли собой витражи на темы библейских притч. Ступая на цыпочках, чтобы не беспокоить согнувшихся над книгами монахов, я задержалась у восхитительного витража, изображающего бегство в Египет.[58]
На некоторых полках книги были установлены в обычном порядке — рядами одна за одной, на других же книги не стояли, а лежали, чтобы лучше сохранялись драгоценные переплеты; был здесь и застекленный шкаф, содержавший пергаментные свитки. В библиотеке ощущалась атмосфера некоей торжествующей гармонии, словно бы каждая из бережно хранимых книг беззвучно пела свою мелодию под крышками переплета. Я покинула помещение библиотеки в умиротворенном настроении, и мы с отцом Ансельмом не спеша пошли через главный двор. Я снова попыталась поблагодарить его за помощь предыдущей ночью, но он только пожал плечами в ответ на мои слова.
— Не думайте больше об этом, дитя мое. Надеюсь, вашему мужу сегодня лучше?
— Я тоже надеюсь на это, — коротко ответила я и спросила: — А что такое вечное бдение? Вы говорили, что участвовали в нем ночью.
— Разве вы не католичка? — удивился он. — Ах, я забыл, вы же англичанка. И вероятно, протестантка?
— Собственно говоря, я ни то ни другое, если иметь в виду смысл веры, — сказала я. — Формально я католичка.
— Формально?
Гладкие брови взлетели высоко на лоб в изумлении.
Я помолчала — из осторожности, припомнив опыт общения с отцом Бейном, но, кажется, этот монах не собирался в ужасе осенять меня крестным знамением.
— Ну, как бы вам сказать, — начала я и наклонилась, чтобы выдернуть сорняк, проросший между двумя каменными плитами двора. — Я была крещена в католическую веру. Но мои родители умерли, когда мне исполнилось всего пять лет, и после этого я жила у дяди Лэмберта, а он…
Тут я запнулась, припомнив жадное стремление дяди к научным исследованиям и его безразличие к любой религии как системе верований — для него религиозные культы оставались лишь признаками классификации культур.
— По правде говоря, в вопросах веры он был всем и ничем. Он знал все верования, но не верил ни в одного из богов. Я не получила религиозного воспитания. Мой первый муж был католиком, однако не слишком ревностным. Меня, скорее всего, следует рассматривать как язычницу.
Я опасливо поглядела на отца Ансельма, но он, вместо того чтобы возмутиться, добродушно рассмеялся.
— Всем и ничем, — произнес он, явно смакуя это выражение. — Мне это нравится. Но для вас, боюсь, оно не подходит. Как член Святой Матери Церкви вы навсегда остаетесь ее чадом. Как бы мало вы ни знали о вере, вы такая же католичка, как наш Святой Отец Папа.
Он возвел глаза к небу. Оно было пасмурным, но листья на кустах ольшаника были недвижимы.
— Ветер утих. Я собирался совершить небольшую прогулку, чтобы прояснить голову на свежем воздухе. Почему бы вам не составить мне компанию? Вы нуждаетесь и в свежем воздухе, и в движении, а для меня таким образом представился бы случай преподать вам духовное наставление и объяснить вам обряд вечного бдения.
— Одним выстрелом двух зайцев? — без особого энтузиазма заметила я, однако перспектива прогулки, если не религиозного просвещения, показалась мне вполне привлекательной, и я сходила за плащом.
Молитвенно опустив голову, отец Ансельм провел меня мимо сумрачно-тихого входа в часовню, а потом по аркаде в сад. Здесь наша беседа уже не могла отвлечь и обеспокоить монахов в часовне, и он заговорил:
— Идея сама по себе проста. Припомните Библию, вспомните, как в Гефсиманском саду Господь наш ждал ночью суда, а потом и распятия и друзья Его, которые были там с ним, заснули.
