покинул замок, и «по всему его пути от ограды парка до самого перрона выстроились все обитатели поместья, факелами освещая аллеи, к тому же через каждые пятнадцать шагов были высажены тисы, украшенные зажженными бумажными фонариками…». Какое же все это великолепие!
Увы, всего через восемь с небольшим лет сюда пришло несчастье: пруссаки оккупировали Францию. Прусский король и Бисмарк расположили в Феррьере свой генеральный штаб. При этом пышность и размеры дворца произвели такое впечатление на короля, что он издал указ, призванный оградить это великолепие от возможных неприятностей: согласно ему, никто не имел права дотрагиваться «ни до картин в гостиных, ни до дичи в парке, ни до вина в погребах». Даже такой страстный охотник, как Бисмарк, не стал исключением. К сожалению, монарх скоро уехал, и канцлер, предоставленный сам себе, начал делать все, что ему хотелось, устроив в имении настоящую бойню. Но и это не удовлетворило его. Графиня де Мустье рассказывает в одном из своих писем: «Ротшильд вчера сказал мне, что фазаны Феррьера больше не устраивают Бисмарка, и он даже угрожал побить управляющего из-за того, что эти самые фазаны не летают, уже начиненные трюфелями».
Итак, замку пришлось многое пережить. Тем не менее пришел и его славный час! В Гобеленовом зале вскоре состоялся разговор между Жюлем Фавром и Бисмарком о возмещении убытков в размере десяти миллиардов, потребованных Пруссией. Благодаря деятельности барона Альфонса был выпущен займ, причем с очень даже неплохой финансовой выгодой.
Как и все прочее, черные времена прошли. Феррьер залечил свои раны и снова приобрел пышность и счастливое настроение. В прекрасной книге, рассказывающей о семье, барон Ги, владевший этим сказочным замком вплоть до 1981 года, целые страницы посвятил рассказу о большой охоте, обычно проводимой Ротшильдами осенью, а также нежным воспоминаниям детства, связанным с этим необыкновенным дворцом. С течением времени замок постепенно приобрел свой прежний внешний вид с восстановлением Голубого салона, Белого салона, Гобеленового и Кожаного залов, изысканных спален и прислуги (в количестве тридцати человек в обычное время и до сотни – в праздники, так как гости тоже привозили своих людей), бегавшей повсюду и оживлявшей дом, парк и подвалы, где все пребывало в такой гармонии, что даже такие шикарные акции казались вполне естественными.
Впрочем, и последняя война не прошла для Феррьера бесследно. Немецким войскам особое удовольствие доставил захват этого символа еврейского процветания, и на этот раз не нашлось здравомыслящего монарха, чтобы запретить грабежи. После ухода вандалов, растащивших практически все произведения искусства, замок – теперь уже без мебели и лишь с несколькими отапливаемыми комнатами – погрузился в непривычную для него мрачную тишину. Но потом появилась добрая фея, которую называли королевой Парижа: это была Мари-Элен де Ротшильд, в девичестве ван Зуйлен, а ныне – супруга барона Ги.
Она любила Феррьер, особенно праздники в замке, которым она управляла, как никто другой. Баронесса решила восстановить это имение и отважно взялась за эту невероятную работу. И так как для нее не существовало слова «невозможно», конечно же, ей удалось реализовать все свои планы. И вот в 1959 году, ровно через столетие после своего торжественного открытия, Феррьер вновь предстал во всем своем блеске на празднике «Спящая красавица». Но почитаем теперь самого барона Ги: «Сначала гости пересекали по живописным тропинкам лес, затем проходили в парк и вдруг обнаруживали замок. Едва освещенный, призрачный и загадочный дворец как будто появлялся из ночи. Огромные искусственные паутинки, как серебряные нити, ниспадали с кровли. По озеру тихо скользил фантастический корабль, едва освещенный и без экипажа. И сейчас же, словно по мановению волшебной палочки феи, замок пробуждался от оцепенения: на каждом окне зажигались свечи, установленные в канделябрах, внезапно начинали играть музыканты, появлялись танцоры… Даже на рассвете никому не хотелось расходиться…»
Были тут и другие праздники: сюрреалистический бал, бал Пруста, охоты, концерты, тут собрался весь элегантный цвет Европы. Ночи в Феррьере походили на сказки из «Тысячи и одной ночи». Но вскоре этому пришел конец! Мир стал жить совершенно другим… Банк Ротшильдов был национализирован, а барон Ги, дабы избежать передачи дома детства в недостойные руки, подарил Феррьер университету… который, к сожалению, не слишком оценил столь щедрый подарок: там иногда показывали теле– и кинофильмы, а также рекламные ролики. Спящая красавица закрыла глаза… Но, может быть, она еще дождется прекрасного принца?..
Часы работы
Замок пока закрыт для посещений.
http://www.chateaudeferrieres.sorbonne.fr/
Фонтевро (Fontevraud)
Легендарные Плантагенеты
Слава – запоздалая звезда, безмятежная и темная луна, встающая над гробницами…
Виктор Гюго
По всей долине Луары в этот день (31 мая 1204 года) цвели деревья, а в лесу, недалеко от реки, где высилось могущественное королевское аббатство Фонтевро, начинали распускаться почки. Вся природа словно кричала о надежде и обновлении, а в это время в белой келье за пределами аббатского дворца умирала Алиенора, которая когда-то, давным-давно была королевой Франции, а ныне, будучи 84-летней вдовствующей королевой Англии, ждала завершения своего земного пути.
Шепот молитв окружал ее, подобно курящемуся фимиаму, но она не нуждалась в такой поддержке. Сильная духом по природе, она никогда не боялась смерти и теперь даже с каким-то облегчением ждала ее, ибо жизнь давно перестала приносить ей удовольствие.
Совсем скоро она воссоединится в новой часовне с теми, кто ее там ждет: прежде всего, со своим супругом, утраченным много лет назад Генрихом II Плантагенетом, королем Англии и графом Анжуйским. За этого человека она некогда решила выйти замуж то ли по любви, то ли бросая всем вызов, спустя всего несколько недель после того, как перестала быть королевой Франции. Как сильно он досаждал ей во времена их совместной жизни! Впрочем, она не жалела об этом…
Теперь он покоился с миром, этот ненасытный великан, которому никогда не было достаточно ни власти, ни женщин. Прошло около пятидесяти двух лет с тех пор, как она, вновь став просто герцогиней Аквитанской, все-таки вступила с ним в брак. Он был моложе ее на десять лет, и она, конечно, любила его больше, причем даже больше, чем ей самой казалось. Генрих тоже ее любил, но по-своему, и его чувство ничем не напоминало куртуазную любовь. В нем были и жестокость, и грубость, которые Алиенора сначала оправдывала страстью, но которые оказались такими мучительными, когда первая любовь прошла.
В конце концов они возненавидели друг друга. Причиной тому в основном были женщины, которых Генрих тащил в свою спальню, ибо он был неспособен на супружескую верность.
