– Я все же надеюсь, что ваш муж останется доволен, – поспешил добавить он. – Наверное, будет сгорать от страсти.
Большинство женщин, по-видимому, предпочли бы на этом закончить беседу, однако Аннелиза уже не могла остановиться:
– К этому браку понятие страсти совершенно неприменимо.
После слов, произнесенных с таким спокойствием и достоинством, Майкл пожалел, что позволил себе подшучивать над ее слабостью.
– Если бы вы были моей невестой, я бы потребовал гораздо большего.
Всего на какое-то мгновение лицо Аннелизы озарила радость; однако мимолетное чувство, вызвавшее на кончиках ее губ самую очаровательную в мире улыбку, прошло так же внезапно, как и появилось.
Почему она так вела себя? Может быть, под маской смирения она хотела спрятать разочарование?
Но Майкл был уверен, что Аннелиза притворяется.
– Откуда вам знать, что нужно и чего не нужно требовать от жены? Вы сами сказали, что семейная жизнь – не ваш удел.
Майкл понял, что это он своим замечанием вызвал в ней сомнения. Или она в самом деле думает, что муж может забраковать ее и отправить обратно? Невероятно, чтобы такое могло произойти. Даже безмозглый чурбан после одного взгляда на нее должен был запрыгать от восторга.
– Напрасно вы так волнуетесь! Ваш муж непременно придет в восхищение.
– Правда?
Она вдруг засветилась такой откровенной надеждой, что Майклу самому захотелось понежиться в этих лучах. Как бы он был счастлив, если бы эта надежда предназначалась ему, а не какому-то неизвестному плантатору, заказывающему себе жену, как домохозяйка заказывает рулон полотна.
– Вы знаете, у меня есть другое платье…
– Наденьте его для меня. Завтра.
– Невозможно. Это же свадебное платье! До встречи с мужем мне не позволено его трогать.
– Жаль, что вы не моя жена. Если бы вы приехали ко мне, я бы тут же снял с вас ваш наряд, и тогда…
Аннелиза в испуге взглянула на Фербека и поспешно отступила назад.
Однако тот лишь презрительно поморщился и, отрывисто произнеся какой-то односложный приказ, исчез в темноте трюма.
– Капитан хочет, чтобы я объяснила вам что к чему. У нас существуют определенные традиции. Компания всегда отправляет своих «дочерей» с двумя платьями. Некоторых девушек выдают замуж за клерков, а их женам больше двух платьев не нужно. Собирать большой гардероб для жен зажиточных людей также не имеет смысла.
Майкл насмешливо улыбнулся:
– Рачительные люди у вас в компании, каждый флорин считают.
– В компании все считают. И от вас потребуют ответ за тот орех, что вы похитили. Капитан надеется, что я представлю ему исчерпывающие объяснения, когда он вернется.
Мускатный орех. Майкл был сыт им по горло. Корабль насквозь пропитался его терпким запахом, запах лез в нос и рот при каждом вдохе. Более пакостной ситуации просто быть не могло. Человеку, поклявшемуся завязать с экстравагантными похождениями, нужно было влипнуть в историю именно тогда, когда единственный раз в жизни он задумал действительно доброе дело. Худшего наказания, чем заставить его дышать этой мерзостью, судьба не могла для него приготовить. Он потерял счет часам, проведенным в проклятой дыре, где его мысли без конца вращались вокруг злополучных орехов. Снова и снова он возвращался к тем минутам, когда согласился прихватить с собой маленькую горсть и легкомысленно сунул опасный товар под рубашку. Посочувствовал бедствующим колонистам, которым позарез требовались всхожие семена. Лучше бы он думал о себе и не отступал от своих планов. Майкл тяжело вздохнул.
– Дались вам эти орехи. Я бы охотнее поговорил о ваших платьях. Так хочется увидеть то, что у вас там скрыто под ярдами шелка и прочей кисеи. Так и знайте, Аннелиза, когда вы уйдете отсюда и бросите меня одного в темноте, я буду думать… о ваших платьях.
– Вы просто несносны!
– А вы очаровательны.
– Как можно так бездумно тратить время! Вам сейчас нужно каяться и замаливать грехи. Готовиться к…
У нее задрожал голос, а глаза наполнились ужасом от того, что осталось недосказанным.
– Готовиться к смерти? – закончил он за нее и коротко рассмеялся. – Мне гораздо приятнее думать о вас.
– Довольно разговоров обо мне, или я уйду сию же секунду!
Майклу сразу стало намного труднее дышать, словно никогда не рассеивающийся мрак сомкнул вокруг него смертельные тиски. Он содрогнулся. Дай Бог, чтобы она не заметила этого леденящего ужаса в его глазах перед погружением в нескончаемую мглу.
– Ладно, не буду, – с трудом сохраняя спокойствие, произнес он. – Давайте лучше поговорим о вашем супруге. Что вы скажете ему при встрече?
– При встрече? – Аннелиза запнулась. – Я… я еще не решила.
– Держу пари, с тех пор как вы встретили меня, вы ни разу о нем не вспомнили.
Он насмехался над ней самым откровенным образом. Однако эта краска на лице и невольный трепет, как знак ее молчаливого признания…
– Неправда! Я постоянно думаю о нем.
Майкл заметил, как задрожали ее пальцы. Она пыталась обмануть его. Впрочем, какое ему до этого дело! Кому-кому, а уж ему-то она никогда не будет принадлежать.
– Поди, готовитесь к встрече с вашим благоверным. Если желаете, можете сперва попрактиковаться на мне. Рано или поздно вам все равно придется отстегнуть этот проклятый воротник – выложив деньги на новую жену, муж наверняка захочет увидеть товар лицом, а не краешком глаза.
– Мой муж вовсе не какой-нибудь торгаш, – через силу выговорила она. – Он спас меня.
– От чего?
В первый миг ему показалось, что Аннелиза не станет отвечать. Однако она спокойно пояснила:
– Если бы не его предложение, я бы так и сидела в школе с моими маленькими вострушками, до конца дней занимаясь превращением их в благовоспитанных леди.
– Так же, как кто-то… сделал леди из вас?
– Никто из меня ничего не делал!
– Правда? То-то я подумал, что на самом деле вы не такая правильная. Лично я предпочитаю женщин с задоринкой.
– К счастью, я не ваша женщина. А ваши вкусы – лишь еще одно подтверждение вашей испорченности и преступных наклонностей. Настоящие джентльмены предпочитают иметь кротких и послушных жен.
– Может быть. Но я уже доложил вам, что я не женатый человек и не имею в этом достаточного опыта.
С секунду он внимательно смотрел на Аннелизу, пытаясь угадать, как она поведет себя дальше. Устроит ли она ему выволочку, если он скажет, что ее учителя только навредили ей, стараясь погасить ту самую искорку? Он угадывал в ней едва сдерживаемое трепетное начало, почти осязаемый огонь, готовый перейти в пожар. В его словах о приверженности жизни, не обремененной семейными узами, не было лжи. Но видит Бог, в данный момент в голове у него происходил переворот, и не известно, как далеко могли увести его мысли, если бы он продолжал думать об удивительной женщине, мучимой этим тлеющим огнем, мятущейся в ожидании посвящения в мир страсти.
