Сначала Хуанита писала два или три раза в год, сообщая обо всех обитателях Гулаб-Махала, делая приписку для Зобейде, которая не умела читать. Но однажды, по прошествии нескольких лет, письма прекратились и не нашлось того, кто мог бы сообщить им, что холера промчалась, как лесной пожар, по скученным лабиринтам Лакноу и забрала с собой десять жертв из розового мозаичного дворца; среди них были Хуанита, ее муж Вали Дад и старая Азиза, леди-магометанка. Со временем прошлое стало стираться из памяти и казаться Винтер немного нереальным, как если бы это было только сказочной историей, рассказанной ей в детстве. Хотя навсегда остались, спрятанные в глубине ее сердца, надежда и обещание, что как-нибудь однажды она опять попадет в Гулаб-Махал — и тогда с ней все будет хорошо.
По мере того, как проходили годы, Зобейда все реже заходила к ней поговорить о своей родине, а дни Винтер были полностью заняты занятиями в классной комнате. Индия скрылась в глубине памяти, рассеясь, как золотистый туман, и она стала забывать многие вещи, настолько, что лишь осталось одно воспоминание о красивых розовых стенах, солнечном свете, цветах и ярко окрашенных птицах… и о счастье. Таком прекрасном, таком потерянном и таком же недосягаемом, как луна.
Винтер исполнилось одиннадцать лет, когда ее дальний кузен, Конвей Бартон, в сопровождении уже известного нам дяди Эбенезера посетил Уэйр.
Сэр Эбенезер становился старым и его контакты с Индией с годами ослабевали. Однако его влияние в этой стране было еще достаточным, чтобы помочь продвижению племянника, и старый лорд Уэйр, узнав, что молодой человек получил хорошо оплачиваемый административный пост в только что аннексированном районе, граничащем с Оудом, выразил желание встретиться с ним и попросить его разобраться в деле с недвижимостью семьи Баллестерос, которое могло быть решено только кем-то из родственников, находящимся в Индии.
Конвею Бартону в это время шел тридцать седьмой год и он обладал еще довольно привлекательной внешностью. Несмотря на намечающуюся тучность, он был достаточно высоким, чтобы казалось, что он имеет скорее мощное телосложение, чем избыточный вес, а его белокурые волосы и голубые глаза казались немного более светлого оттенка, чем они были на самом деле, благодаря загорелой коже, как у всех, кто только что прибыл с Востока. Он был честолюбивым человеком, не слишком щепетильным там, где затрагивались его амбиции, легким в общении и превосходным мнением о своих собственных способностях.
Граф, хозяин Уэйра, всегда считал, что хорошо разбирается в характерах и людях, однако ко времени их встречи он был достаточно стар и утомлен жизнью, поэтому его суждение могло быть ошибочным: его взгляд также потускнел, и ему не только не удалось отметить признаки слабости и рассеянности, которые уже отчетливо читались на лице Конвея Бартона, но он, к несчастью, чем-то напомнил ему Джони. Возможно, память или ухудшающееся зрение сыграли с ним злую шутку, а может быть, решающую роль сыграли белокурые волосы и светлые глаза на загорелом лице. Какая бы ни была причина, однако впечатление осталось, и оно исказило суждение старого Эрла. Ему очень пришелся по душе племянник зятя, он доверил ему поручения по делам Винтер и, когда сэр Эбенезер уехал, он заставил молодого человека продлить свой визит.
Именно во время этого визита некая идея пришла в голову мистеру Бартону, который уже был знаком с историей Винтер и теперь впервые услышал рассказ о ее владениях и недвижимости. Он осознал, что этот болезненный с виду и не производящий благоприятного впечатления ребенок мог бы когда-нибудь стать наиболее подходящей партией для какого-нибудь честолюбивого человека. Отсюда был всего один небольшой шаг до осуществления идеи Конвея Бартона занять место будущего мужа. Чем больше он обдумывал эту идею, тем лучше все вырисовывалось. Ему было всего тридцать шесть лет, и он вполне мог позволить себе подождать лет шесть или десять, если потребуется, однако если только он будет уверен в исходе дела.
Мистер Бартон тщательно разрабатывал план. В настоящий момент только немногие могли проявить интерес к судьбе англо-испанской сироты, но, определенно, наступит момент, когда вереница титулованных охотников за приданым потянется представляться в Уэйр, и тогда мистеру Конвею Бартону мало что удастся предложить в сравнении с другими более подходящими соискателями руки такой наследницы. Следовательно, нужно укрепить свои позиции заранее. Мистеру Бартону не понадобилось много времени досконально выяснить положение Винтер в Уэйре, и теперь он использовал этот удобный случай.
Судьба благоволила ему, так как он приехал с Востока — из Индии, Земли Обетованной. Он поговорил однажды с Винтер об этой стране, слегка приукрасив действительность, и заметил ее внезапное оживление. С этого времени он изменил свой тон и говорил об Индии так, как никогда и не думал о ней. Его личное мнение о стране и ее жителях было невысоким (он имел в виду низкую бытовую культуру и варварство в стране, нецивилизованность и низменность ее обитателей). Однако он быстро понял, что в Индии можно сделать себе состояние, и все свои помыслы направил именно на это.
Мистер Конвей Бартон начал разговаривать с одиннадцатилетней Винтер о жизни в Индии, описывая фантастические красоты, которые были по большей части плодом его фантазии. Индия, по его рассказам, была населена восточными королями и королевами, которые разъезжали на белых слонах, украшенных золотыми попонами, и жили в сверкающих красочных дворцах из белого мрамора на земле, где всегда светит солнце, а сады полны цветов, фонтанов и экзотических фруктов: все это так во многом совпадало с туманными воспоминаниями Винтер, что она слушала с восторгом.
Помимо ее прадеда и Беды, никто в Уэйре не брал на себя труда уделить ей немного внимания и доброты, а этот высокий, золотоволосый человек был добр к ней, заметил ее, разговаривал с ней, хвалил ее. Она нашла его замечательным, и граф, довольный, что его любимица проявила такое расположение к человеку, который ему так понравился, принял это как подтверждение правильности его собственных ощущений.
— Дети и собаки, — сказал старик, повторив банальность так, как если бы он сам придумал ее, — они все всегда чувствуют. Невозможно обмануть собаку, как невозможно обмануть и ребенка.
Конвей Бартон покинул Уэйр, получив настойчивое предложение еще раз приехать туда; и это случилось во время его последнего визита, когда он заговорил с Эрлом о Винтер. Он все тщательно обдумал и подбирал слова с большой осторожностью. Он очень привязался к девочке, однако сейчас возвращается в Индию на следующий срок, на восемь-десять лет, и когда наступит вероятность его возвращения, Винтер уже будет молодой женщиной. Он намекнул весьма деликатно, что поскольку он сам уже не так молод, а жизнь не вечна, то, если с ним случится нечто — э-э-э… — непредвиденное, то бедняжка Винтер останется на попечении леди Джулии, с которой девочка, как оказалось, не испытывает взаимных симпатий. Он понимал, конечно, что о формальном обручении с девочкой-школьницей не может быть и речи, однако ему хотелось бы надеяться, что по возвращении с Востока он мог бы с разрешения и одобрения лорда Уэйра сделать юной леди предложение в качестве возможного претендента на ее руку.
