— Но я вас поцеловал, и теперь мы оба должны расплачиваться за последствия.
Каким же он был спокойным и сдержанным, никогда никаких эмоций. Внезапно она поняла, что не может больше сдерживать своего раздражения.
— Вы за этим сюда явились? Чтобы обвинить меня в кокетстве со Стивеном? — взорвалась она.
— Я вас ни в чем не обвиняю. И я доверяю Стивену, а вам пока нет.
Элизабет онемела от негодования, но это было еще только начало.
— Наш брак будет своего рода сделкой, — продолжал Морган, — соглашением, выгодным обеим сторонам. Вы откроете мне двери, которые я считал навеки закрытыми для себя. А я в обмен предоставлю вам кров и содержание. Но предупреждаю: я не потерплю, чтобы меня дурачили.
— Дурачили? — подхватила Элизабет. — Поясните, что вы имеете в виду, так как вы, несомненно, считаете меня слабоумной.
— С удовольствием. Я не потерплю других мужчин в вашей жизни. Скажу ясней: я не потерплю никаких любовников.
Элизабет задохнулась от ярости. Как смеет он сомневаться в ее нравственности, да еще в такой непочтительной форме! Как смеет указывать ей, будто она была его раба!
— Теперь займемся другими делами. В общем-то я пришел, чтобы передать вам вот это. — Он вытащил из кармана сюртука продолговатый узкий футляр и открыл крышку. — Я подумал, что вы могли бы надеть это завтра.
На бархатной подкладке лежала сияющая перламутровая нить жемчуга. При других обстоятельствах Элизабет, не сдерживаясь, сразу бы выразила свое восхищение, потому что она в жизни не видела жемчуга красивее, чем этот. Но она все еще кипела от возмущения. Как смеет он делать ей выговор, а потом заглаживать вину подарком!
Но прежде чем девушка успела выразить свои чувства, Морган уже надел ожерелье ей на шею и застегнул замочек. Подхватив ее под локоть, он повлек Элизабет к зеркалу на стене и, остановившись за ее спиной, вопросительно склонил голову набок.
— Ну как? — спросил он. — Нравится?
Их глаза встретились в зеркале, одни горящие возмущением, другие спокойно вопрошающие.
— Прелестно, — процедила она сквозь зубы.
— И это все, что вы можете сказать, Элизабет? Его взгляд задержался на ожерелье и спустился ниже. Затем еще ниже.
Элизабет застыла на месте. И хотя вырез ее платья был достаточно скромным, ей почудилось, что его взгляд проникает сквозь одежду. И потом Морган стоял пугающе близко, так что запах его одеколона, казалось, обволакивал ее. Она чувствовала жар его тела, проникающий сквозь шерстяную материю сюртука.
— Прелестно, — повторила она, на этот раз более искренне.
Элизабет уже готова была поспешно удалиться, но Морган схватил ее за плечи и повернул к себе лицом.
— Как, Элизабет, вы забыли о своих манерах? Такой великолепный подарок, несомненно, заслуживает благодарности.
— Ну конечно же, вы правы! Я не хотела быть неучтивой. — Маленькая рука нервно потрогала ожерелье. — Благодарю вас. Благодарю вас от всей души.
На лице Моргана появилась красноречивая улыбка.
— Я подразумевал более ощутимое проявление благодарности. Ну, к примеру, поцелуй. Пожалуй, именно один короткий поцелуй.
Морган повернул голову и подставил щеку.
Он намеренно играл с ней, как с игрушкой! Но она жаждала избавиться от него и готова была на любую жертву. Глубоко вздохнув и набравшись мужества, Элизабет закрыла глаза и приподнялась на цыпочки.
Но ее губы не нашли твердой поверхности его щеки. Вместо этого она очутилась в плену сильных рук, крепко прижавших ее к широкой груди, а его рот заглушил всякий звук протеста.
Сопротивление было бесполезным. Его губы властно и настойчиво завладели ее губами и вызвали ответный отклик, то самое уже знакомое ей чувство. Голова пошла кругом, и неизвестно куда исчез страх. Она пыталась перебороть себя и Моргана тоже, но у нее не было ни сил, ни воли. Она хотела было оттолкнуть Моргана зажатыми между их телами ладонями, но ее рот не выдержал товарной атаки, и губы открылись навстречу его губам, а сама она плотно прижалась к его груди, будто желая стать с ним единым целым.
Внезапно его руки разомкнулись, и он отпустил ее. Напряжение достигло предела, они смотрели друг другу в глаза, и Элизабет угадала, что они охвачены одной и той же растерянностью. Он сжал ее руку, лежавшую у него на плече, затем отпустил ее пальцы и отступил назад. А может быть, он оттолкнул ее? В недоумении Элизабет смотрела, как Морган идет к двери. Там он остановился.
— Завтра вы будете принадлежать мне, Элизабет. Помните, я не потерплю, чтобы мне наставляли рога.
Его ледяной тон охладил вспыхнувший жар. Невольное рыдание, смесь ярости и обиды, вырвалось у нее из груди, когда за Морганом закрылась дверь. Как могла она позволить этому холодному, бездушному человеку, обвинившему ее во всех грехах, обнимать и целовать себя, словно она была его полной собственностью! Нет, она его не понимала.
Как не могла разобраться в этот миг и в себе самой, и в своих чувствах.
Утро пришло слишком быстро, а вместе с ним и день свадьбы.
Поднявшись с кровати, Элизабет босиком подошла к окну, придерживая рукой тяжелую массу еще нерасчесанных волос. Сон ускользал от нее в эту ночь, и она испытывала ту же усталость, что и накануне, когда ложилась спать. Через кружевные занавески она увидела пасмурное, покрытое серыми облаками небо, а где-то вдали уже слышались раскаты грома.
Печальный день для печальной невесты.
Кто-то постучал в дверь, и в спальню заглянула горничная Мэри, веселая и услужливая девушка, которая уже две недели находилась в распоряжении Элизабет.
— Ванна готова, мадам.
И хотя ванна освежила ее усталое тело, ничто не могло поднять ее дух. Лишь одна беззаботная болтовня Мэри, помогавшей Элизабет одеться и причесаться, нарушала тишину мрачной, как гробница, комнаты.
Наконец Элизабет была готова. По настоянию Мэри она подошла к большому трюмо, и девушка замерла от восторга:
— Взгляните, мадам, да вы прямо ангел небесный! Элизабет смотрела на свое отражение в зеркале.
Ее волосы были убраны в высокую прическу, и только несколько мягких локонов обрамляли нежный овал лица. Щеки ярко горели, но не от радостного возбуждения, как определенно думала Мэри, а от нервного ожидания. Два испуганных, полных тоски глаза взирали на нее из хрустальной глубины.
— Боже мой, мадам, ваше ожерелье. Я чуть не забыла. — Мэри застегнула замочек и мечтательно вздохнула:
— Мистер О'Коннор, как он вас любит, если купил вам такое красивое ожерелье.
Любовь, какая там любовь. Не было ни любви, ни даже преданности или долга. Элизабет подавила горький смешок. Что бы сказала Мэри, знай она, что их брак — это лишь ответ на шантаж и попытка Моргана укрепиться в высшем бостонском обществе?
