Тайсон молча вскинул брови.
— Имел глупость попытаться укусить Шарлотту, за что она ударила его в нос мыском сапожка.
Слишком скоро. Томас знал, что может заставить ее смеяться, мало того, она скорее всего не посчитала неприятными его поцелуи… правда, наверняка сказать трудно. Черт возьми!
Он упорно занимался повседневными делами и, пересиливая себя, продолжал писать управляющему. И сам не понял, что заставило его поднять глаза. Но Томас все же поднял, и вот она, бегает по саду, как длинноногий мальчишка.
Он медленно встал, обошел стол и открыл высокую стеклянную дверь. Она раскраснелась, запыхалась, груди тяжело вздымались — весьма приятное зрелище.
Что, черт возьми, стряслось?
Томас открыл дверь пошире.
— Мистрис Шербрук, — суховато окликнул он, — прошу, зайдите в мою скромную контору. Я не знал, что маленькая калитка по-прежнему не заперта.
— Я взломала замок, — сообщила Мегги. — Добрый день, Томас. Дождя сегодня нет. Вы позволили мистеру Хенгису добраться до картофельных палочек?
— Нет. Моргана сообщила, что мистер Хенгис, вернее, Бенджи — отъявленный мошенник, потому что чересчур доверился своему носу. И позволил маленькой милой крошке — это вы — промокнуть до костей, и хорошо еще, что все обошлось. Ибо дело могло кончиться воспалением легких.
Она ответила дружелюбной улыбкой, и Томас мигом обрел самообладание.
— Заходите, — попросил он. — Посидим немного.
Мегги так же молча подчинилась и устроилась в большом кожаном кресле напротив его большого письменного стола красного дерева. Он уселся на край столешницы и принялся болтать ногой, крайне довольный, что может несколько минут понаблюдать за Мегги. Похоже, она чем-то расстроена.
— Ладно, поведайте, что случилось, прежде чем начнете грызть ногти и плеваться ими на мой ковер.
— Ничего, пропади все пропадом.
Томас едва не рассмеялся.
— Дочери викария не пристало врать, Мегги. Да и ругаться тоже, иначе грянет беда, например, язык отвалится.
— А вам не все равно? Какая вам забота? И при чем тут мой язык? — Не успели слова слететь с губ, как Мегги тут же вспомнила поцелуй в амбаре Мартинов. — Не важно, не смейте ничего объяснять. Вся эта история с языком крайне непристойна. Я слишком зла, Томас, и готова что-нибудь лягнуть.
— Эта заплесневелая старая подушечка в вашем распоряжении.
Мегги вскочила, что было сил пнула подушечку, так яростно, что едва не потеряла равновесия, и облегченно улыбнулась:
— Спасибо, Томас.
— Никогда не стоит доводить себя до столь нервозного состояния. Не следует копить гнев в душе, ибо это закупоривает все жизненно важные центры и ведет к ужасным вещам, например, к склонности ругаться.
— Ад проклятый, что за вздор!
— О нет! Я когда-то знал человека, который постоянно беспокоился, обнаружив, что его часы отстают на несколько минут и он из-за этого обидел немало людей своими частыми опозданиями. Он не слишком распространялся на эту тему, только все время хмурился и копил тревогу в сердце. Наконец однажды, когда он особенно тревожился, что его хряк не найдет подходящей лужи, чтобы хорошенько вываляться, потому что дни стояли сухие, дело кончилось мгновенной смертью. Да-да, он просто упал и умер из-за закупорки всех жизненных центров. Мораль этой истории такова: старайтесь облегчить душу, когда чем-то расстроены, и посильнее лягнуть подходящий объект. А теперь не хотите немного бренди?
— Бренди? Господи, я не пробовала бренди с тех пор, как мы вместе с Максом и Лео украли бутылку из папиного стола, спрятали за одним из надгробных памятников на кладбище и выпили до дна. Что потом с нами было! Представляете, папа даже не выпорол нас. Просто заметил, что теперь мы на собственном опыте поняли вкус глупости.
— Вкус — отнюдь не основное качество глупости, — рассмеялся Томас.
— Кто это сказал?
— Один гениальный человек. Давным-давно.
— Вы лжете, но это не имеет значения. Я все-таки попробую бренди на вкус. На этот раз как взрослый человек.
Он налил ей самую чуточку, а себе немного больше и коснулся ее рюмки своей.
— За гибель той отвратительной личности, которая имела наглость вывести вас из себя.
Девушка поперхнулась, выплюнула коричневую жидкость, залив его белую рубашку, уронила рюмку и с ужасом уставилась на темное пятно, расплывшееся на ткани.
— О нет, неужели это я наделала такое? Просто ужасно! Взгляните на это пятно! Такая красивая рубашка, и я ее испортила! Со мной никогда раньше не случалось такого! Простите, Томас, умоляю!
Он отставил рюмку и взял ее руки.
— Все в порядке. Подумаешь, рубашка! Только не пытайтесь ее пососать, как малыш Рори — вашу юбку тем утром в церкви.
Она смотрела на него так, словно была готова одновременно разразиться смехом и слезами. Томас не стал размышлять. Только нагнулся и поцеловал ее. И ощутил вкус бренди и тот присущий ей одной сладкий запах, который искушал его все это время.
Томас коснулся языком ее губ, заставляя их приоткрыться, и она так и сделала… совсем чуть-чуть. И когда он проник языком в ее рот, подскочила, отпрянула от него, поспешно отступила шага на три, споткнулась о подушку, которую перед этим лягнула, и с размаху уселась не на мягкий обюссонский ковер, а на дубовый пол.
— Мегги! Как вы?
Девушка недоуменно моргнула.
— По-моему, у меня все внутренности перевернулись, — пожаловалась она, — но, кажется, я выживу.
— При таком количестве юбок ваши внутренности должны быть в полной безопасности.
Мегги покачала головой, встала на колени и осталась в таком положении на несколько секунд, пристально глядя в угол комнаты.
— Почему вы отскочили от меня?
— На этот раз я умудрилась приоткрыть рот, и вы немедленно сунули туда язык. Все это очень странно… вернее, чересчур интимно… вы понимаете, о чем я?
— Если вы чуть потерпите и дадите нам обоим шанс… вполне возможно, вам это и понравится. Мегги, почему вы смотрите в ту сторону?
— Там, в углу, дохлая мышь.
Он рассмеялся: последний смех в долгой череде ему подобных, которые так и сотрясали его с тех пор, как он встретил эту женщину.
— Это, вероятно, означает, что Тэнси, вместо того чтобы убирать как следует, шьет очередное покрывало. Я скажу Моргане, и она либо лишит Тэнси картофельных палочек, либо заставит есть грибы в лесу.
Мегги против воли рассмеялась.
— Да прекратите же!
— Что именно? Попытки заставить вас забыть гнев и досаду, а также боль в нижней точке вашего тела?
— Вот именно, — кивнула Мегги и со вздохом поднялась. Он увидел, как она потирает упомянутую точку, прикусывает нижнюю губу и снова таращится на пуговицу его сорочки.
