Сообразив, что сказала грубость, Диаманда запнулась.
– Я не хочу сказать, что вы уродливая… Я лишь имела в виду, что если бы это было так, то они сказали бы… то есть наоборот…
Смущенная бессмыслицей, в которую превратилась попытка поддержать Эвелин, Диаманда заторопилась:
– Я лучше вернусь, пока леди Джервилл не хватилась меня.
Диаманда исчезла прежде, чем Эвелин успела открыть рот, хоть она и не знала, что тут можно сказать. Кажется, девочку следовало поблагодарить за помощь, но своей речью Диаманда почему-то внушила Эвелин еще больше ненависти к самой себе.
Уныло вздохнув, Эвелин села на постель и окинула взглядом еду. Диаманда принесла ей целую ножку, которая, по правде говоря, восхитительно пахла, но Эвелин совсем не хотела есть. Она и до прихода девочки не была голодна – жуткие удары животом о спину лошади отбили всякое желание что-либо делать, в особенности принимать пищу. Но она должна была поесть: целый день в седле не шутка, да и завтра предстояло то же самое. Кроме того, раз Пэн жаловался на ее слабость и плохую подготовку, надо было срочно доказать обратное, а для этого укрепить силы.
С недовольным лицом Эвелин положила в рот кусочек мяса, но, пережевывая, нечаянно прикусила язык. Взвизгнув, она выплюнула недоеденное и принялась водить языком по прикушенному месту, пытаясь избавиться от боли. Ранка была неглубокая, но щипало сильно. Мрачно размышляя над своими неудачами, Эвелин через силу взяла новый кусок, но уже не могла заставить себя отправить его внутрь. Язык болел, а желудок сразу выразил протест. Ему так не понравилось бесцеремонное отношение к себе, что сейчас он устроил настоящее восстание, отказываясь принимать какую-либо нагрузку.
После двух кусочков Эвелин оставила глупую затею с едой и легла на постель. Она закрыла глаза и попыталась расслабиться, надеясь, что станет полегче, но, наоборот, только сильнее ощутила боль на языке и в желудке. Вдобавок ее зазнобило, по телу побежали мурашки.
Нахмурившись, она начала тереть руки и лицо, затем резко встала, чувствуя, что желудок начал серьезную атаку. Прикрыв рот рукой, Эвелин вскочила на ноги, выбежала из палатки, и едва успела обойти ее и упасть на колени, как тут же все, что она съела, катапультировало наружу.
По окончании взрыва Эвелин выпрямилась, сидя на коленях, и прижала руку к животу, не желая вставать до тех пор, пока не удостоверится, что повторения не последует. К счастью, много она съесть не успела, и уже после первого раза желудок успокоился, радуясь опустошению. Похоже, на сегодня прием пищи был окончен.
Эвелин поводила пальцами по животу, вздрагивая при нажиме на болевшую часть. Неушедшие покалывания на языке, чувствительный живот… Кошмар, а не человек – размазня какая-то. Судьба явно отвернулась от нее.
Горько усмехнувшись этим глупым мыслям, Эвелин осторожно встала и подождала еще минуту, чтобы убедиться, что тошноты больше не будет. Огибая палатку, она смотрела на сидевших у костра. Никто, кажется, и не заметил ее неожиданного побега и возвращения обратно. Слава Богу, не хватало еще, чтобы муж увидел, как ее вырвало, и лишний раз подтвердил бы свои предположения.
При виде подноса с едой, лежавшего у постели, Эвелин содрогнулась, а ее желудок угрожающе заурчал, словно предупреждая, как он поступит, если она еще раз причинит ему беспокойство. Эвелин и сама не собиралась больше мучить себя едой, но знала, что будут неприятности, если муж, вернувшись, увидит, что она ничего не съела. Тогда, взяв мясо, Эвелин выскользнула из палатки, когда никто не смотрел, обошла ее и выбросила эту злосчастную ножку в кусты.
Вернувшись, она подняла с пола изуродованную тунику Пэна. Должно быть, Рунильда, обычно сама подбиравшая все, что валялось в беспорядке, на этот раз просто не знала, как поступить с этой тряпкой. Несмотря на то что у туники был законный хозяин, ею осталось теперь только вымыть пол, хоть Пэн и не согласился бы, так как больше ему нечего было надеть. А сейчас он сидел на улице и вовсе без нее. Правда, тут уже все равно, подумала Эвелин, разглядывая дырявые лохмотья. Согреться в ней уже точно не получится.
Тут она взглянула на сундук, стоявший у одной из стен. Там лежала ткань, которую мама дала ей с собой для новых платьев взамен тех двух, что погибли в день свадьбы. А если… конечно! Можно сшить Пэну новую одежду! Во-первых, он сейчас очень нуждался в ней, а во-вторых, Эвелин наконец сможет сделать хоть что-нибудь полезное.
Бросив его тунику на постель, она осторожно убрала свечу, открыла сундук и заглянула внутрь. Там хранились полотна трех цветов: красного, ярче и красивее, чем ее сгоревшее платье; ткань цвета слоновой кости и светло-голубая, похожая на ту, из которой шился свадебный наряд. Красную и голубую Эвелин решила не трогать и, отложив оставшуюся, цвета слоновой кости, взяла также из ящика свое черное платье – почти такое же, как было сейчас на ней.
Посмотрев сначала на платье, потом на ткань, она живо представила себе мужа, одетого в новые черные шоссы и светлую тунику. Как только эта картина развернулась в воображении, Эвелин поняла, что замысел должен быть воплощен в жизнь. Теперь у нее появилось достаточно материала, правда, придется распороть платье для шоссов… Ну и что? Зачем ей второе черное, когда одно уже есть.
Приняв решение, Эвелин уселась на постель и приступила к работе. Она распорола швы, затем ровно распределила юбку по поверхности и начала кроить. За свою жизнь она успела сшить довольно много одежды как отцу, так и брату, и хорошее знание их размеров сейчас пришлось очень кстати. Пэн был крупнее их обоих. В соответствии со своими подсчетами Эвелин разрезала ткань и начала шить, предвкушая, как супруг обрадуется обновке.
Эвелин трудилась не покладая рук до тех пор, пока свеча не начала стекать с деревянной подставки на сундуке. Морщась, она потерла уставшие глаза и посмотрела на свечу как раз в тот момент, когда та потухла. Однако в полной темноте Эвелин не осталась: из-под открытого полога палатки пробивался лунный свет.
Отложив незаконченные шоссы в сторону, она встала и тихо застонала, чувствуя, как все тело ноет от долгого сидения в одной позе. Потерев больную спину, Эвелин доковыляла до входа, выглянула наружу и в изумлении уставилась на светло-серое предрассветное небо. Она работала всю ночь…
Не успела она подумать об этом, как вдруг поняла, что ее муж так и не вернулся. Посмотрев в центр поляны, она окинула взглядом темные фигуры спящих мужчин и увидела, что он среди них. Вместо того чтобы лечь с ней в палатке, он спал на твердой земле.
В ее горле неожиданно образовался комок. Эвелин судорожно сглотнула и повернулась, смотря на постель. Она понимала, что если ляжет прямо сейчас, то тут же уснет, но, проснувшись, будет ужасно себя чувствовать. Все остальные скоро поднимутся, и получасовой сон определенно не имел никакого смысла.
