Джо-Энн Пауэр - Ангел страсти

— Закройте глаза.

Она моментально повиновалась.

— Вы разбойник.

— Да, и советую вам не забывать об этом.

— Куда мы направляемся? — спросила она, когда он пронес ее через светелку и прошел в большую спальню, где возвышалось массивное ложе под балдахином. Когда-то она делила его с Кретьеном.

Он опустил ее на пол.

— Не открывайте глаза.

— Что? Что еще? — ее лицо выражало напряженное радостное ожидание, она не отпускала его руку.

— Господи, женщина! Неужели никто никогда не дарил вам подарков?

— Только один раз. Мама дала мне серебряный крест, когда меня отправили в монастырь. Вы хотите преподнести мне подарок, Николас? Да?

Он улыбнулся ее нескрываемому нетерпению. Держа жену одной рукой за талию, он поднял подарок перед глазами. Много лет он не видел этой вещи и, если собирался когда-нибудь ею воспользоваться, то только в качестве выкупа. Странно, но эта бесценная вещь теперь становилась платой за чью-то свободу. Как символично, Дьявол выкупал права своему Ангелу!

Она надула губки.

— О, вы мучаете меня! Можно открыть глаза? Что вы скрываете от меня?

— Спокойно, жена. Вы становитесь маленькой хитрушкой. Больше никогда не стану делать вам подарки.

«О Боже, готов дарить ежечасно…»

— О, Николас, — почти простонала она. — Что у вас в руке? Вы должны сказать мне, а то…

Он положил палец ей на губы, стараясь заставить замолчать.

— Для вас, мой Ангел, у меня есть подарок, достойный самой божественной невесты в мире. — Он надел ожерелье ей через голову и наблюдал, как оно тяжело падало на шею, струилось по ложбинке на груди, такой соблазнительной и округлой, и повисло до самой талии. — Откройте глаза, дорогая.

— О, Николас! — она не верила своим глазам, перебирая пальцами крупные, совершенной формы жемчужины.

— Это бесценный подарок, но и он не может сравниться с вашей красотой.

Анжела онемела от восторга, трогая ожерелье. Она гладила пальцами каждую жемчужину, собирала их в ладонь и снова отпускала. Бусины с цокающим звуком устремлялись вниз. Наконец она обрела способность говорить.

— Как удалось вам достать такую красоту? Откуда оно у вас? — Анжела снова взвесила ожерелье на ладони и уронила вниз, наслаждаясь округлостью жемчужин и их блеском. — Такие красивые. Мне довелось видеть жемчуг, но не такой величины и не такой совершенной формы. О, Николас, для меня это слишком роскошный подарок. Ведь я вам не жена. Вы должны отдать его женщине, которая…

Николас схватил ее руки.

— Вы жена мне. Помните это. Ожерелье по праву принадлежит вам. Трудно найти ему лучшее применение, кроме как отдать единственной совершенной женщине, какую я знаю. В вас столько изящества, эти побрякушки недостаточно хороши для вас.

Потрясенная, она лишь благодарно посмотрела на него.

— Вы ведь не обманете меня, Николас? Никогда не обманете?

— Никогда, если в моей власти будет сказать правду.

— И… вы говорите, эта вещь…

— Клянусь Богом, мой Ангел.

В ее глазах показались слезы. Он крепко прижал ее к себе.

— Дорогая, не плачьте. Пожалуйста, не надо. В жизни есть много другого, над чем стоит проливать слезы, только не над комплиментом вашей красоте. Успокойтесь.

Он целовал ее брови, глаза.

— Не плачьте.

Провел губами по щекам, ощутив соленый след слез.

— Пожалуйста, не плачьте.

Прижался губами к ее губам.

— О, Анжела, не плачьте же.

Он гладил ее бедра, грудь, потом жадно прижал к себе. Только она одна нужна ему, только она может утолить его страсть.

Она обвила его руками, прижимая к себе, шепча ничего не значащие слова. Она требовала… призывала… то, что не должно было случиться.

Николас оторвался от нее, но она, влекомая сверхъестественной силой, снова порывисто прижалась к нему.

— Помоги мне, Господи! Как хорошо держать вас в объятиях!

Она вся дрожала в каком-то экстазе.

— Этот поцелуй оказался не таким, как утром, правда? — пробормотала она, прижимаясь к его груди.

Он задыхался от желания.

— Да. Наш обычный брачный поцелуй стал первым шагом к знакомству.

— А потом… на поляне… Тот показался мне более…

— Страстным, да. Назовем его так. — Жаль, он не мог солгать и должен признаться — ее поцелуи имеют над ним власть. Николас гладил ее волосы.

— А этот последний — в нем столько покоя и уюта. Наверное, есть и другие?

Он избегал смотреть ей в глаза.

— Множество других, какие муж вправе предложить жене. Но вы мне не принадлежите.

Николас оторвал ее от себя и снова вернулся к реальности — зимняя стужа пробирала до костей. Отчаяние в ее глазах требовало положить конец обоюдному истязанию.

— Теперь давайте приготовим постель, нам нужен хороший отдых. Вы с этой стороны. Я с этой. Утром предстоит расправиться с еще двумя вашими поклонниками и поискать истинные доказательства смерти вашего супруга.

Молча она выскользнула из его объятий. С тяжелым сердцем он наблюдал, как она вышла из спальни в светелку.

Николасу хотелось сказать многое. Показать ей, почему им не следует целовать друг друга так страстно… Хотелось вернуть ее, снова услышать ее смех. Он не должен этого делать.

Такие разговоры ни к чему. Анжела не нуждалась в напоминаниях о ее ужасном положении. Он не станет оскорблять ее бесконечными повторениями очевидной истины. И все же, его сущность тосковала по ней, призывала быть мужчиной, а не легендой в дьявольском обличьи.

Но этому не суждено сбыться. Он уже давно поставил крест на земных радостях и не хотел бередить боль несбывшихся надежд.

«А как же твое сердце, Дьявол? Какая судьба ожидает твое разбитое сердце, хозяин ночи?»

Ледяной ураган бился о крепостные стены замка. Николас лежал рядом с неестественно прямо вытянувшейся Анжелой и призывал всю свою решимость и силу воли. Это ему, в конце концов, удалось. Только на сердце оставалось неспокойно.

Его разбудили рыдания. Кто-то, словно в удушьи, глотал воздух. Он вскочил. Анжела исчезла. Николас сбросил с постели меховые одеяла. Неясный отблеск свечи на каменной стене пробивался из ее светелки. Выхватив из-под подушки кинжал, он осторожно прокрался к двери.

«Если кто-то тронул хоть волос на ее голове, он пригвоздит его к…»

Святой Иисусе!

Она сидела с распущенными волосами, прижав руки ко рту, пытаясь заглушить рыдания, и горестно раскачивалась взад и вперед, словно ей не суждено увидеть завтрашний день. Никто не нападал на нее, никто не обижал. Он оглядел углы. Никакой угрозы.