Она всегда так боялась, что станет жертвой охотника за деньгами, игрока и распутника, что с легкостью поверила в то, чего не было на самом деле. Но она ведь знала, когда ехала в Эшли-парк, что Теодор не заманивал ее в ту спальню, что это сделал его младший брат. Логично было предположить, что играет тоже младший брат. Ей, конечно, точно также не понравилось бы оплачивать долги младшего брата Теодора, но тогда она хоть не обозлилась так сильно на самого Теодора. Хотя вот поверить в то, что ее мужа и мисс Джонсон связывают нежные чувства было очень легко. Для этого даже были основания. Но ведь раньше, даже в Лондоне, она не слышала, чтобы у Теодора были женщины. Если бы они у него были, ей бы обязательно доложили ее «верные» друзья. Он сам говорил о верности брачным обетам и проклинал младшего брата за то, что тот «обрек его на монашескую жизнь». Так почему же она решила, что Теодор поселит свою любовницу в доме, где живет жена? Это было глупо.
Что теперь делать? Стоит ли говорить Теодору, что она все знает?
Эмме принесли записку от Теодора: «Миледи, приехал мой брат Джонас Хоупли. Я уговорил его остаться на ночь. Завтра он уедет. Если вам это не нравится, позвольте оставить обсуждение этого вопроса до того момента, как окажемся наедине. С нижайшим поклоном, Теодор.»
Эмма закусила губу. Она прекрасно поняла, на что намекал Теодор, когда говорил про «момент наедине». Эмма готова была расплакаться.
У Теодора был красивый ровный почерк, без излишних завитушек. Разве что букву «М» в самом начале он написал несколько необычно, но, возможно, это оттого, что слишком долго обдумывал начало.
Эмма не стала спускаться к завтраку, ибо не представляла, как сможет посмотреть в глаза Теодору.
Когда передали, что леди Эшли не спустится в столовую, Теодор облегченно вздохнул. Они завтракали молча.
— Хочешь посмотреть на поместье? — спросил в конце концов Теодор.
— Хочу, — хмуро ответил Джонас. — Что ты собираешься делать дальше?
— С поместьем?
— Со своей женой. И со мной.
— С женой — рассчитаться и забыть. А с тобой… что я могу сделать? Если бы ты был младше лет на пятнадцать, я бы тебя отшлепал.
— Я расплачусь, Теодор. Я отдам тебе долг, честное слово.
Теодор усмехнулся, ибо, с какой бы решимостью и уверенностью не говорил Джонас, он ему все равно не верил.
Джонас решил промолчать, потому что понимал, что у брата есть основания не доверять ему. Но все-таки он не отвернулся от него совсем, как сделали бы большинство братьев.
— Теодор, — нерешительно начал он. — А леди Эшли не могла бы дать денег мне? Или тебе для меня… в долг, разумеется.
Теодор представил, каким образом он мог бы уговорить Эмму выдать ему наличные.
— Вряд ли, — мрачно ответил он.
— Жаль. Полагаю, мне все-таки лучше уехать, но… не на что.
— Можешь остаться в Эшли-парке, — помедлив, предложил Теодор.
— Но тогда тебе придется договариваться с леди Эммой?..
— Может, и придется, — одними губами улыбнулся Теодор.
— Не надо, — вздохнул Джонас. — Я сумею как-нибудь устроиться сам.
— Как хочешь, — равнодушно ответил Теодор, но Джонас заметил облегчение, промелькнувшее на лице брата, и обрадовался, что не заставил того «договариваться» с женой. Очевидно, это не очень приятная задача.
Эмма наконец придумала, как она могла бы загладить свою чудовищную вину перед Теодором, но для этого ей надо было ехать в Лондон. Немедленно!
— Кэтрин, мы уезжаем. Не собирай много вещей, мы скоро вернемся.
Эмма видела в окно, как Теодор с братом уехали. Она приказала приготовить карету и оставила Теодору записку: «Уехала в Лондон. Постараюсь вернуться как можно скорее. Здесь деньги на непредвиденные расходы.» Она оставила ему все наличные, что брала с собой в Эшли-парк, оставив себе только на дорогу. Это была немалая сумма, и Эмма надеялась, что этого хватит, чтобы снарядить Джонаса, куда бы тот ни задумал податься. Еще она надеялась, что Теодор сам проследит, чтобы брат не проиграл эти деньги.
Перед ней встала еще одна проблема: как подписать записку. Эмма Хоупли? Леди Эшли? Она не могла заставить себя написать рядом со своим именем фамилию Теодора. Она чувствовала себя очень виноватой перед ним. Она написала «Эмма» и положила записку в спальне Теодора на кровать вместе с деньгами. Потом осмотрелась.
В спальне Теодора не было ни одного предмета мебели из Дербери. Только новое белье на кровати, но оно явно было куплено не ею. Ничего от нее.
Джеймс Кэмп, помогавший запрягать карету, давно уже сдружился с ее кучером, которого тоже звали Джеймсом. Он провожал их взглядом, пока карета не скрылась из виду. Экономка проводила карету взглядом лишь до первого поворота. «Скатертью дорога,» — пробормотала она и пошла поделиться новостью с Мэри.
Мэри, услышав новость, немного испугалась. Она знала, что леди Эмма подслушала разговор братьев, но не предполагала, что же она могла услышать такого, чтобы так спешно уехать. Мэри гадала, чем отъезд жены грозит Теодору.
— Ты не рада? — удивилась миссис Кэмп.
— Я боюсь, — честно призналась Мэри. — Я не знаю, чего ждать от этой змеи.
— Мэри, что произошло тогда, в кабинете, когда эта женщина требовала уволить тебя? Ты после этого… стала такой злой по отношению к ней.
— Я не могу сказать вам, миссис Кэмп. Боюсь, милорд мне этого не простит. Но поверьте мне, эта женщина хуже змеи, хуже последней твари…
— Мэри! — воскликнула миссис Кэмп, ошеломленная ненавистью Мэри, которая никогда не ругалась и всегда была доброжелательной по отношению ко всем, даже — поначалу — к новой леди Эшли.
Когда Теодор и Джонас подъехали к конюшням, их встретил Джеймс.
— Леди Эшли уехала, милорд, — сообщил он.
— Давно?
— Больше двух часов назад.
— Она ничего не передавала?
— Не знаю, милорд. Но Джеймс, ее кучер, очень удивлялся, что она взяла так мало вещей.
Теодор, также как и Мэри, немного обеспокоился, чем ему, да и всем им, грозит этот отъезд.
— Она ничего не передавала? — спросил он миссис Кэмп, которая встретила их с братом в холле.
— Нет, милорд. Просто собралась и молча уехала.
— Встретимся за обедом, Джонас, — задумчиво попрощался Теодор, направляясь в свою комнату.
Он увидел деньги и записку сразу же. Вслед за ним в комнату вошла Мэри, она принесла горячей воды.
— Что это? — спросила она.
— Она все-таки оставила кое-что.
Лорд Эшли дал сестре записку. Мэри задумалась. Теодор бегло просчитал купюры.
— Здесь порядка пяти сотен, — удивился он. Они переглянулись, не зная, что об этом думать.
