Ярость Уэйда раскалилась добела, она не знала пределов, выйдя из подчинения. Больше он не ограничивался военными целями. Северяне вели войну с женщинами, детьми, мирными жителями. Только одно их могло остановить — внезапный и мощный ответный удар. Оставив просто разведку и шпионаж, он присоединился к Куонтриллу, когда тот вместе с четырьмя сотнями людей напал на Лоренс и разрушил город.
До сих пор у него перед глазами стояло пожарище, до сих пор он слышал крики женщин, чьих мужей вытаскивали из домов и расстреливали. Гнев вызвал в нем жажду крови, которая не утихала весь тот год, что он пропел бок о бок с Андерсоном, самым беспощадным из приграничных партизан. Продолжалась она до того дня, в сентябре 1864 года, когда Андерсон напал на городок, называвшийся Сентралия, в северной части Миссури…
Уэйд застонал, вспомнив каждый час того дня, оставившего след в его душе, подобно выжженному клейму, которое он был обречен носить до конца жизни.
Что бы он там ни говорил, он был обязан Мари Джо Вильямс, а потому долг велел ему убраться из их жизни — ее и мальчика, — пока еще им не нанесен непоправимый вред.
Фостер повернул к дому, проклиная свою судьбу, показавшую ему то, от чего он отказался многие годы назад. Но во время войны он продал душу дьяволу, и теперь эту сделку не отменить.
Мэри Джо Вильямс сидела на стуле, выставленном на крыльцо, и явно поджидала своего гостя. На ее лицо падал свет луны.
— Вы передумали, не так ли? Насчет того, чтобы остаться.
— Ничего не выедет, миссис Вильямс, — последовал прямой ответ. — Поцелуй доказал это. Даже если бы я считал, что способен помочь, хотя так не считаю, я не подхожу ни вам, ни мальчику. Совершенно ясно, что ему нужен отец, а мне эта роль ничуть не интересна.
Она побледнела и упрямо выпятила подбородок. Исследовавшие за этим слова были окрашены гневом.
— Вы заносчивый осел. Поверьте, мистер Фостер, я вас считаю наихудшим претендентом на эту роль. Я просто подумала, что наши желания совпадают: вам нужна лошадь, мне — рабочие руки, — Мэри Джо замолчала, переводя дух, словно пытаясь овладеть собой. — А еще я думала, что вы можете оказаться человеком слова, по крайней мере. Вижу, здесь я ошиблась. Если считаете, что в состоянии уйти завтра, я соберу вам еды и пожелаю…
— Скатертью дорога?
— И чем скорее, тем лучше. Он ответил:
— Сегодня я переночую в сарае. Она пожала плечами.
— Как угодно.
Ее холодность пронзала насквозь. Уэйда поразило, что ему, оказывается, не все равно, каково ее мнение о нем. Но лучше все-таки ничего не менять. Пусть будет презрение, а не жалость. Разочарование, а не отвращение, если она узнает о его прошлом.
Мэри Джо ушла в дом, но вскоре опять появилась на крыльце со стопкой простыней и начала спускаться по ступеням.
Фостер протянул руку к ее ноше.
— Я сам это сделаю, — сказал он.
Мэри Джо посмотрела на него долгим немигающим взглядом. Уэйду показалось, будто под этим внимательным взором он становится меньше ростом, но он лишь выпрямился.
— Благодарю вас за… — Он замолк, чуть не поперхнувшись словами.
— Не стоит, мистер Фостер. — Она повернулась и ушла в дом, плотно прикрыв за собой дверь.
Уэйд не очень успешно справился с задачей — застелить койку. Ему едва удалось закрыть бугристый матрас, прежде чем рухнуть на него.
Бесполезность его усилий только доказала ему, как он сейчас беспомощен. Придется научиться все делать левой рукой. Во время войны он знал мужчин, которые одинаково хорошо стреляли обеими руками, но никогда не видел в этом смысла. До сей поры.
Чувствуя себя неуютно в одежде покойного законника, он начал расстегивать брюки, потом передумал. Без одежды он окажется совсем беспомощным, а ему не хотелось снова подвергнуться этому испытанию. Хотя он и сделал так, что Мэри Джо Вильямс сюда не придет.
Он вспомнил о поцелуе. Он не имел права использовать его против Мэри Джо. Ведь он сам толком не знал, почему принял предложение поверившей ему женщины, а потом швырнул его обратно ей в лицо.
Уэйд закрыл глаза, велев себе хоть немного отдохнуть. Ему нужен отдых, чтобы завтра отправиться в путь.
Но в голове роилось слишком много воспоминаний, гнавших сон прочь. Воспоминаний о ярко-красной крови.
Джефф слышал разговор на крыльце и пришел к собственным выводам: мистер Фостер решил уйти из-за него.
Сам не зная почему, мальчик снова почувствовал себя брошенным. Мистер Фостер прожил у них недолго. И все же было в нем нечто, притягивающее Джеффа.
Совершенно ясно, что ему нужен отец, а мне эта роль ничуть не интересна. Слова отзывались эхом в голове Джеффа.
Он чувствовал огромный стыд и разочарование, даже боль. Затем наступила очередь презрения и непокорности. Ему не нужен мистер Фостер. Ему вообще никто не нужен. Он докажет и мистеру Фостеру, и собственной матери, что ему все равно, уйдет ли их гость или останется.
Джефф вскочил с кровати, нашел свою шкатулку с сокровищами и поднес ее к окну. Свет от яркой луны разлился по ее содержимому, как только он открыл крышку. Значок техасского рейнджера, принадлежавший отцу. Золотая мексиканская монета. Пряжка от ремня. Свадебная фотография матери и отца. И наконец наживка, которую подарил ему Тай, когда они в последний раз ходили на рыбалку. Тай сказал, что форель на нее лучше ловится, чем на червяков. Наживка была вырезана вручную и украшена перышками.
— Странный какой-то жучок, — сказал ему Тай, — но для рыбы сгодится.
Джефф скучал по Таю. Он пытался переломить себя, но не смог. По другим рейнджерам он тоже скучал. Однажды… однажды он сам станет рейнджером. Джефф думал, от этой мысли ему станет веселее, но ничего не вышло. Он по-прежнему чувствовал себя брошенным. Что ж, его не будет здесь утром, чтобы видеть, как уходит незнакомец. Мистеру Фостеру явно не хотелось иметь с ним ничего общего. Никому не хотелось. Все его оставляют. Все.
Джефф снова забрался в постель. Он поднимется рано, до рассвета. Возьмет с собой Джейка и отправится на рыбалку. Им с Джейком будет очень хорошо вдвоем. И никто им не нужен.
Кровать казалась большой. Больше, чем раньше, подумала Мэри Джо, после того как неделю проспала на кроватке Джеффа. Лежать в ней было одиноко. Очень одиноко. Хотя простыни она сменила, кровать все еще пахла незнакомцем. Или у нее разыгралось воображение?
Она не могла спать, не могла перестать думать, как ей будет не хватать мужчины, за которым нужно ухаживать, пусть даже он отвергает все ее старания.
Наконец ей удалось закрыть глаза. Но все равно отдыхала она очень недолго. Не успел забрезжить рассвет, как она уже была на ногах.
