— Вам не за что извиняться, мистер Белл. Лорд Блейкни будет так же благодарен вам за помощь, как и я. Не так ли, сэр?
Блейк ответил любезным кивком:
— Безусловно. Вы просто обязаны рассказать нам обо всех опасностях, подстерегающих английских путешественников во французских гостиницах.
Белл вновь поклонился, на этот раз, к неудовольствию Минервы, еще ниже. Будучи сторонницей социального равенства, она считала столь подобострастное выражение почтения оправданным только в случае смертельной опасности.
— Я разъезжаю по дорогам северной Франции уже три года и могу рассказать вам случаи, способные привести вас в ужас. Какую грязь и какой холод пришлось мне выносить! Невозможно счесть, сколько раз мне подавали плохо вымытые вилки. А в ответ на свои жалобы я слышал лишь оскорбления.
— Боже, какой ужас, — пробормотал Блейк, и Минерве показалось, будто его губы дрогнули в усмешке, а в глазах блеснул веселый огонек. Пощадив чувства маленького человечка, она одобрительно кивнула ему, поощряя дальнейший рассказ.
— Что ж, миледи, я открою вам самую страшную тайну французских постоялых дворов. — Минерва затаила дыхание. — Ни в одной спальне вы не найдете… — для пущего драматического эффекта Белл выдержал паузу, — ковров!
— Признайтесь, — сказал Блейк десять минут спустя, когда они вновь уселись в экипаж, — вы никак не ожидали, что он скажет «ковров».
Если он считал ее неискренней, то его ждало разочарование.
— Конечно же, нет. Да и вы тоже не ожидали. Вы, наверное, с таким же облегчением узнали, что гости не остаются в своих комнатах без ночных горшков.
Она все-таки покраснела, ибо этой ночью они, по всей вероятности, будут спать в одной комнате. И кроме того, раньше она как-то не думала о том, что ночью, возможно, придется пользоваться ночным горшком. Разумеется, тот обязательно стоит за какой-нибудь ширмой, но все равно: они ведь будут слышать друг друга.
Блейк, конечно, заметил вспыхнувший на ее щеках румянец. Но отчего покраснела Минерва? Оттого, что пришлось вспомнить об этой деликатной стороне человеческой жизни, или оттого, что, по его мнению, сегодня ночью должно произойти некое особое событие? Если от последнего, то… Блейк испытал легкое злорадное удовольствие, но тут же устыдился этого чувства. В конце концов, ситуация сложилась забавная. Он решил, что не стоит проводить последние часы поездки в молчании, когда она читает, а он смотрит в окно.
Если бы Блейк ехал один, возможно, он открыл бы подаренную Минервой книгу. Сборник охотничьих эссе Пирса Эгана в качестве свадебного подарка тронул его, но в то же время и раздосадовал. Он знал, что эти рассказы доставят ему удовольствие, однако не хотел рисковать, не хотел, чтобы жена заметила, как тяжело дается ему чтение, как много времени он тратит на то, чтобы одолеть всего одну страницу.
— Вы часто заводите разговоры с незнакомцами? — спросил Блейк.
— Я обнаружила, что от них можно узнать много интересного. Когда мы направлялись в Вену, то проследовали через Францию на обычном дилижансе, и в этой поездке мне довелось встретить самых разных людей. Путешествовать в вашей роскошной карете гораздо удобнее, но менее познавательно.
— Не думаю, что вы почерпнули из рассказа мистера Белла что-либо, кроме убежденности в превосходстве всего английского.
— Кто бы мог подумать, что ковры так важны? Конечно, я не думаю, что вам доводилось когда-либо проводить ночь в комнате с голым дощатым полом, не покрытым даже самым плохоньким ковром.
— В этом вы ошибаетесь. Герцог делал все, чтобы его дети не выросли неженками. Детские комнаты в Мандевиле и Вандерлин-Хаусе были меблированы весьма скромно и отапливались разве что в самый разгар зимы. Кроме того, я провел несколько «счастливых» лет в «роскошной» обстановке Итона.
— Тяжеловато там было? По словам моих братьев, в Хэрроу хуже Ньюгейтской тюрьмы.
— О да! Ни одна школа не могла сравниться с нашей по части нужды и лишений.
— Руфус всегда говорил, что школы обустраивают без всякого комфорта, чтобы на практике продемонстрировать, как жили спартанцы.
— О да, ваш брат большой ученый. Сколько мертвых языков он знает?
Блейк непроизвольно передернулся. Из всех унижений, перенесенных им в школе, самым отвратительным были занятия греческим языком. Ни один из придуманных им способов сокрытия своего дефекта не мог спасти Блейка от греческого алфавита. И его знания по этому предмету всегда оставляли желать лучшего. Герцог всегда особенно язвил по этому поводу. С тех пор даже упоминание о греческом языке выводило Блейка из себя.
Минерву его тон, казалось, слегка удивил.
— Лично я считаю, что для большинства людей изучение латинского и греческого — пустая трата времени. Руфус — ученый, он исследует какие-то развалины в Турции, и ему полезны и необходимы эти знания. Но зачем фермерам, юристам или торговцам эти языки? Было бы разумнее обучать их европейским языкам, математике и, скажем, естествознанию. Я рада, что родилась женщиной и меня не заставляли изучать классические языки. Я также не терплю пустых философских заумствований.
— Я и сам не любитель абстрактных обобщений.
Минерва энергично кивнула:
— Больше всего меня интересуют практические вещи, которые влияют на человеческую жизнь. Возможно, поэтому мне нравится знакомиться с людьми и выслушивать их истории.
— В таком случае приношу свои извинения за путешествие в частной карете. Если бы я узнал о ваших предпочтениях раньше, мы бы поехали в дилижансе. Представляю реакцию отцовского секретаря на просьбу забронировать места во французском дилижансе.
— Не важно. Я читала путеводитель Гальяни по Парижу.
У Блейка возникло желание произвести впечатление на свою жену, хотя эта попытка могла оказаться бесплодной.
— Поверьте, Минерва, возможно кое-что узнать о жизни людей даже из окна кареты.
— Что вы имеете в виду?
— Давеча я видел поля, засеянные ячменем.
— И что?
— Но не видел виноградников, а это означает, что местные жители предпочитают пить пиво, а не вино.
— Что, в свою очередь, означает, что мистер Фасселл ошибается! Как интересно. Значит, на следующем постоялом дворе мы можем попросить пива. Вернее, вы можете.
— Я его не выношу. Что еще?
— Леса здесь замечательные. Превосходная древесина.
— О.
По-видимому, древесина ее не очень интересовала.
— Деревни, расположенные вдоль дороги, небольшие, а дома по большей части захудалые. Отсюда я делаю вывод, что большинство обитателей — крестьяне.
— И нет мелких землевладельцев?